— Какая плитка! Какой паркет! Какие двери! — восторгается Дуйо. — А ванна! И в кухне сплошь автоматы! Гляди-ка! Такого не увидишь и в Саудовской Аравии! — Остановился в волнении. — А ты купаешься в этой ванне? А?
Клин не слушает, знает, что теперь они высмотрят все. Понурился, точно все это довело его до нищенской сумы.
— Какого дьявола купается! — рассвирепел вместо Клина Бидон. — В поту он купается каждый день. Ты что думаешь, у него есть время глупостями заниматься? Спит и вкалывает, вкалывает и спит. Разве от живого человека воняет? Возьми хоть Дарку! Лучше голландского сыра пахнет.
— А полок сколько! — выкатил Дуйо круглые глаза. — А вот книг нету. Ни одной! Ха, ха, ха…
— Еще чего захотел! — Бидон горько. — Книги! Вон у тебя их трехметровый шкаф, а взял ты хоть одну в руки, не знаю.
— Главное, чтоб все видели, что он человек культурный, — пробубнил Бабца сонным голосом.
— А постель! — Бидон почти шепотом. — Вот бы поваляться на ней с кем-нибудь…
— А дудочку ты припас? Ха, ха, ха! — Дуйо не понял Бидона. — Есть у тебя дудочка? — насел он на Бидона.
— Какая дудочка?
— Та, на которой факиры играют… хооп! Змея вверх. — Думал, Бидон уразумеет, что он имеет в виду, но напрасно. Двинулись дальше.
Вышли с задумчивым видом за Клином на террасу. Посередине целого поля полированных плиток большой стол, легкие кресла, шезлонги. Клин шел, ничего не видя, с чувством, что лишь губит время.
— А кого ты здесь будешь принимать, а? — спрашивает с обидой Бабца заплетающимся языком.
— Кого принимать? А никого. — Дуйо знает. — Главное — переплюнуть соседа, одного, другого, третьего, четвертого… — Ты погляди только! Кругом дворцы!
С террасы видно было далеко — новые крыши, инжир, миндаль до самого моря. Закатное солнце отливало медью.
— Солнце тусклое, — не удержался Бидон от замечания. — Копоть все. — Размышляет. — Дождя нет четыре месяца. Да и откуда быть дождю, когда нефтью все море покрыло. Без конца танкеры проливают, да еще эти подводные скважины…
— Ха, ха, ха. — Дуйо слушает Бидона, хотя залил не только глаза, но и уши. — Нефть, море, дождь! Что ты городишь?
— Раз море покрыто нефтью, оно не испаряется, нет испарений — нет облаков, нет облаков — нет дождя… да что ты вообще знаешь! Только миску да ложку!
Но тут все сразу позабыли, о чем говорил Бидон. Дарка на улице подошла к женщинам, собравшимся у ограды. Встала во второй ряд, отделилась от гостей и держалась так, будто впервые их видит. Немой зритель, как все прочие. Только краем глаза наблюдает.
У старой калитки Клин в присутствии женщин сказал:
— Ну, счастливо. Через поле идите. — Он тоже был не способен на пространные прощальные речи.
— А ну, — закачался на ногах Дуйо, — откуда вы такие взялись? Гляди, Бидон, какие красавицы! Сколько ж их в селе… А трудятся как! Тррр… тррр… Веретена жужжат, спицы звенят, языки молотят, ха, ха, ха…
Бабца едва пробормотал какое-то приветствие. Сразу от калитки устремился вперед — боялся уронить достоинство. Глаза женщин остались далеко позади.
Много усилий требовалось, чтобы не потерять тропу. То и дело утыкались в межи под смоковницами, но все же как-то удавалось изобразить гордую походку, да еще возмущались: «Весь день убили на глупости».
Когда дома скрылись за деревьями и по другую сторону перешейка показалась колокольня, сердца у них взыграли, особенно у Бидона — он увидел зажатый холмами морской заливчик, похожий на тихое озеро. Тут Бабца остановился, приосанился; отыскал равновесие и, взяв в фокус Дуйо, гордо дернул верхней губой, поднял бровь и промямлил заплетающимся языком:
— Говорил я вам, заплатит он за этот камень! Ха, ха, ха!
— Хе, хе, хе, — заблеял было Дуйо, имея в виду совсем другое, хотел что-то сказать, но вовремя спохватился. Бабца в таком состоянии, как теперь, подозрительно прислушивается, что кто говорит, и мотает на ус. Дуйо взял себя в руки и замолк, чтоб не попасть впросак.
— Не так-то уж Клину было приятно, — с упреком сказал Бидон.
— Подумаешь, что ему какой-нибудь килограмм рыбы!
— Ну, за ценами он следит, — возразил Бидон, — не упустит случая взвинтить их до небес.
На этом повествование можно было бы и закончить, оставив без всяких пояснений, но, должен сказать, я не стал бы за него браться и не счел бы этот случай достойным внимания, если б набережная в том месте не зияла, как беззубый рот, еще и сейчас, хотя прошло больше пятнадцати лет после того, как Клин выбил из нее клин. Люди перепрыгивают через эту дыру, отправляясь на предвыборные собрания, на совещания той или иной организации, на конференции, съезды и даже не замечают ее или обходят стороной, озабоченные лишь одним — достойным образом выразить свою верность существующим принципам. Им и в голову не приходит спросить, почему ни лоцман, ни другие служащие, ни сельские руководители, несмотря на то что они могли чаще видеть эту дыру, чем рыбаки, земледельцы и другие труженики, не замечали щербину, представляющую опасность и уродующую прекрасную старинную набережную. Некоторые за неимением лучших идей предлагали строить набережные в других местах, новые, дорогие и ненужные.
И все-таки оправдание для начальников, секретарей и председателей есть — ведь в селе и по сию пору не видят ничего противоестественного в том, что катер врезался в причал, что Клин положил глаз на камень, что дыру приходится перескакивать (это лишь вносит разнообразие в мысли и прогулки, так сказать, оживляет!). По-иному и не могло быть, раз само время предопределило место происшествия. И когда наша троица возвращалась после триумфального возмездия, она спокойно прошла мимо дыры, Бидон перепрыгнул ее, он всегда предпочитал кружные пути, и щербину даже не заметили, настолько она казалась им следствием естественного хода вещей.
И таким образом изуродованный причал получил печать неотвратимости.
Перевод с хорватскосербского И. Лемаш.
ЭРИХ КОШ
Э. Кош родился в 1913 году в Сараеве (Босния). Новеллист, романист, эссеист, критик. Академик. Закончил юридический факультет Белградского университета. Участник революционного движения межвоенных лет и народно-освободительной войны 1941—1945 гг. Э. Кош автор сборников рассказов «В огне» (1947), «Три хроники» (1949), «Очерки о молодых людях» (1950), «Время: военное» (1952), «Лучшие годы» (1955), «Яко волки» (1958), «Первое лицо единственного числа» (1962), «Разношерстное общество» (1969), «На автобусной станции» (1974), «Цветы и колючки» (1972), «Экскурсия в Парагвай» (1983). Им опубликованы романы «Большой Мак» (1958), «Il tifo» (1958), «Снег и лед» (1961), «Новосадское побоище» (1961), «Воробьи Ван Пе» (1962), «Имена» (1964), «Сети» (1967), «По следам мессии» (1—3, 1978), а также сборники статей и эссе.
На русском языке вышло «Избранное» (1974), романы «Сети» (1974), «Снег и лед» (1978).
Рассказ «Вдова» напечатан в сборнике «Экскурсия в Парагвай».
ВДОВА
Катичи живут на одной улице с нами, домов через пять от нас. Знакомство, как говорится, шапочное. Встречаясь, на ходу киваем друг другу, иной раз и остановимся — переброситься несколькими словами, как это принято у горожан, не располагающих лишним временем. Месяца три назад я оказался рядом с их домом как раз в ту минуту, когда Катича вносили в машину «скорой помощи», а неделю, даже меньше, спустя встретил у ворот его жену, и она сказала мне: «Инфаркт. Большое спасибо, я так тронута вашим вниманием. Сейчас ему лучше, поправляется, думаю, все будет в порядке». А в субботу, рано утром, зазвонил телефон. Я был ближе других и поднял трубку.
— Это Зорка Катич! — раздался женский голос.
— Вы? Хорошие новости, соседка?
— Плохие! — ответила она. — На днях, помните, вы были так любезны, спрашивали меня о Бошко.
— Да… Как он?
Наступила тишина, будто телефонную связь прервали. Потом она заговорила вновь, изменившимся, помрачневшим голосом.