— Ты был предметом долгих дискуссий, — продолжает Дандрих, — и мы пришли к заключению, что наилучшим образом твой потенциал может реализоваться в подразделении, занимающемся привлечением средств.
— Привлечением средств?
— Есть множество людей, желающих завязать с тобой весьма тесные отношения, — говорит Дандрих. — Важные персоны — одни очень богаты, другие очень влиятельны.
— И вы… познакомите меня с этими людьми?
— Не лично, но смею уверить — ты попадешь в хорошие руки. — Дандрих открывает дверь, за которой ждут двое амбалов в костюмах. — Мои сотрудники проводят тебя к месту твоего нового назначения. — Он пожимает руку Старки. — Спасибо за все, что ты сделал. Я рад, что наши дороги пересеклись и пусть на время, но наши цели дополняли друг друга. Всего хорошего, Мейсон.
И он оставляет Старки на попечение двух дюжих телохранителей. Те провожают Старки в лифт, который возносит их обратно к вертолетной площадке на крыше.
— Куда я отправляюсь, если не секрет? — спрашивает Старки у одного их стражей, на вид более интеллигентного.
— Э-э… насколько я понимаю, во много разных мест.
Вот и отлично. Путешествовать с шиком? Он легко к этому привыкнет.
31 • Грейс
Одним походом на почту не обойдешься, потому что писем слишком много. Грейс решает разделить их на три части и не отправлять из одного и того же места — нужно, чтобы на конвертах значились разные почтовые индексы отправителя. Она складывает письма в хозяйственную сумку, достаточно большую и прочную, чтобы управиться со всем за три ходки.
— Так будет менее подозрительно, — объясняет она Соне. — Если главному почтмейстеру, или как там он называется, придет в голову проследить путь этих писем, он не будет знать, где искать, кроме как вообще в Акроне, а Акрон — город большой, не Нью-Йорк, конечно, но все равно большой…
Соня отмахивается:
— Делай как знаешь. Проваливай, пока не заговорила меня насмерть!
Грейс только рада — она любит, когда устройство дел оставляют на ее усмотрение. Главное, чтобы в устройстве было поменьше электроники, не то что в том орган-принтере. Она знает — поручение займет целый день, но это даже неплохо. Дело важное и к тому же позволяющее ей убраться из подвала на долгое время.
Все проходит без сучка без задоринки. Сегодня воскресенье, почта закрыта, но это ничего: Грейс наведывается ко множеству почтовых ящиков в случайно выбранных местах. К вечеру после двух ходок она опустила письма в двенадцать ящиков, принадлежащих трем разным почтовым округам.
И лишь на обратном пути, когда она идет домой за последней партией писем, происходит нечто из ряда вон. Уже поздние сумерки, ближе к ночи, чем к дню, и Грейс начинает склоняться к мысли, что третьей партии придется подождать до завтра. Загораются фонари, отчего тени становятся гуще. И там на углу, под одним из фонарей поблизости от входа в Сонину лавку, стоит кто-то, кажущийся знакомым. Очень знакомым. Грейс видит только профиль, но этого достаточно.
— Арджи? — вырывается у нее. — Арджи, это ты?
Ее охватывает невольная радость, но она тут же вспоминает, что произошло между ней и братом, когда они виделись в последний раз. Он ее не простил. Арджент не из тех, кто прощает. Подходя ближе, Грейс начинает подозревать, что с ним что-то не так. Осанка не та, фигура не та, как будто это вовсе и не Арджент… и все-таки это безусловно он. Вот сейчас она увидит его лицо, и…
Он поворачивается к ней.
— Здравствуй, Грейс.
Грейс срывается в крик. И причина не в том, что она видит, а в том, чего не видит. Девушка даже не чувствует, как в нее вонзается транк-дротик — до того она поглощена собственным криком. Она продолжает кричать, когда ноги ее подламываются и тело тяжело грохается на тротуар. Она продолжает кричать, когда затухает ее периферийное зрение. Продолжает кричать, проваливаясь в беспамятство.
Потому что когда он повернулся к ней, Грейс не увидела второй половины лица Арджента. Эта вторая половина принадлежала совершенно другому человеку.
32 • Соня
Она поглощена своими любимыми довоенными рок-хитами и не слышит воплей Грейс в каких-то двадцати ярдах от магазина.
Спустя одну песню — как раз после наступления темноты — в лавку входит мужчина. Соня сдергивает наушники. Первый же взгляд на посетителя — и становится ясно, что человек этот какой-то уж очень странный. Причем неприятно странный. Слушая музыку, Соня перевешивала картины, так чтобы они не падали, мимоходом задетые каким-нибудь неуклюжим покупателем; и теперь она в уязвимом положении — слишком далеко от прилавка. Там, под прилавком, спрятан пистолет. Хозяйка лавки воспользовалась им лишь один раз, когда какой-то отморозок потребовал у нее содержимое кассы. Она вытащила ствол — и молодчик дал деру; даже стрелять не потребовалось. Сейчас странный посетитель стоит между ней и пистолетом.
Соня ставит картину, которую держит в руках, и старается выпрямиться несмотря на боль в бедре.
— Чем могу помочь?
Посетитель идет к ней. Соня всматривается и понимает, что в нем так ее насторожило: левая половина лица принадлежит мужчине среднего возраста, правая же, от подбородка и выше, — совсем другому человеку, гораздо моложе. Лицевые трансплантации — явление довольно распространенное, но при этом реципиент редко сохраняет донорское лицо в неприкосновенности. Однако таинственный посетитель по какой-то одному ему известной причине взял не только кожу, но и сохранил структуру лицевых костей донора. При взгляде на этого человека жуть берет, чего он, видимо, и добивался.
— Надеюсь, вы и правда сможете помочь мне, — говорит он, неторопливо приближаясь к Соне. — Я ищу один редкий стул — для комплекта. Каркас прочный, но несколько несбалансированный. Надежный, однако набивки многовато. Так сказать, раздутый от осознания собственной важности.
— Стулья вон там, в третьем ряду, — указывает Соня, хотя и поняла уже, что посетитель ищет здесь вовсе не мебель.
— Не будет его там, — отзывается незнакомец, глядя на нее в упор своими подчеркнуто разномастными глазами, один из которых, понятно, достался ему вместе донорской половиной лица. — Но не сомневаюсь, что он где-то поблизости. Этот обломок кораблекрушения называется Коннор Ласситер.
— П-ф… — Лицо Сони невозмутимо, как у игрока в покер. Она проталкивается мимо незнакомца без малейших признаков торопливости или страха. — Что Беглецу из Акрона делать в антикварной лавке? Уж не знаю, где он, но наверняка у него есть занятия поважнее, чем натирать мою мебель.
— Тогда, пожалуй, мне стоит расспросить Грейс Скиннер, — молвит он, — как только она придет в себя.
Теперь, когда посетитель остался за ее спиной, Соня делает рывок к спасительному прилавку. Одна беда — даже опираясь на трость, она не может передвигаться достаточно быстро.
Внезапно гремит выстрел. Пуля попадает в трость, та разлетается на куски, и Соня падает боком на дубовый пол. Бедро взрывается болью. Соня уверена — оно сломано. Последующие события происходят с молниеносной быстротой и в то же время странным образом растягиваясь, как в ускоренной съемке. Боль мешает старой женщине оценивать время правильно.
Незнакомец тащит ее по полу в заднюю комнату, и не успевает Соня осознать, что происходит, как ее бесцеремонно швыряют на стул, не способную даже пошевелиться от дикой боли в бедре. Двуликий прикручивает Соню к стулу цепочкой от старой висячей лампы, запутывая ее так, что освободиться теперь можно только при помощи ножниц по металлу.
Торопиться незнакомцу больше незачем, поэтому он вразвалочку, насвистывая незнакомую мелодию, выходит обратно в торговый зал, запирает входную дверь и, вернувшись, усаживается на старый сундук. «Интересно, там, внизу, слышали выстрел? — думает Соня. — Хоть бы у них хватило ума сидеть тихо, как мыши». Ее не заботит собственная жизнь, она беспокоится о своих подопечных.
— Ну что, — произносят обе половины жуткого лица, — поговорим о наших общих друзьях?