«Ты стала частью меня…»[22]
42 • Лев
В резервации арапачей дни приходят и уходят незаметно. И не скажешь, что жизнь здесь проста — где в современном мире можно найти простую жизнь? Но она необременительна. Избрав изоляцию, арапачи успешно защитили свой способ существования, обеспечив себе безопасность и душевное здоровье в больном мире. Поскольку они самые богатые из всего союза племен, кое-кто называет их «обществом закрытого типа» по аналогии с престижными жилыми поселками, обнесенными стеной, куда простым смертным ходу нет. Арапачи не слепы, видят, что творится за воротами, но это где-то далеко, за тридевять земель, и их не касается.
Естественно, всякая попытка сократить «тридевять» хотя бы до «три-восьми» встречает мощное противодействие. И все же Лев полагал, что в его силах было изменить положение вещей. После всего, что ему довелось пережить, он все равно не готов примириться с разочарованием. Может, именно это и делает его человеком? А может, в этом заключается его изъян, причем, опасный?
Заперев дверь, Лев становится перед зеркалом в ванной комнате в доме Таши'ни и смотрит в глаза своему отражению, пытаясь нащупать связь с другой версией самого себя. С тем, кем он был, кто он сейчас и кем он еще может стать.
Кили колотит в дверь, нетерпеливый, как все двенадцатилетки.
— Лев, ты что там, уснул? Мне тоже надо!
— Иди в другую ванную.
— Не могу! — ноет Кили. — Моя зубная щетка здесь!
— Возьми чужую.
— Ф-фу-у!
Кили топает прочь, и Лев возвращается к прежнему занятию. Чем дольше он изучает себя в зеркале, тем менее знакомым кажется ему его лицо. Так бывает, когда слишком долго крутишь в голове какое-нибудь слово — оно полностью утрачивает смысл.
Всегда, когда Леву было к чему стремиться, когда перед ним стояла четкая и ясная цель, он вкладывал в ее достижение всю душу. В дни, когда он еще не утратил своей невинности, он до самозабвения увлекался бейсболом. Ударить по мячу, поймать, убежать… Даже в свою бытность хлопателем Лев старался превзойти самого себя, стать примером беззаветного служения делу. Имеется в виду, до того момента, когда отказался взрываться.
Итак, Совет племени непоколебим, как гранит. Лев проиграл схватку. Арапачи не вступят в войну против расплетения. Будут и дальше закрывать глаза на проблему.
Коннор называл его наивным, и был прав. Несмотря на все выпавшие на его долю испытания Лев по-прежнему, возможно, и глупо, питал надежду, что разум и решительность победят. «Ты всего лишь один мальчик, с одним голосом, — внушала ему Элина после поражения в Совете. — Не пытайся больше изображать из себя хор, не то потеряешь этот голос, и кто тогда услышит тебя?»
Она обняла его, но он не ответил на ее жест. Он не желал, чтобы его утешали. Это его гнев, и он не позволит его погасить! Он должен поддерживать в себе этот огонь, потому что, как знал Лев, из его неистовства может вырасти нечто новое. Нечто более действенное, чем какая-то жалкая петиция.
После поражения Лев много размышлял над этим; собственно, он отдавал раздумьям все свое время и пришел к следующему заключению: нужен новый подход, причем такой, который бы зависел только от него одного. Больше он не станет рассчитывать ни на чью помощь, потому что другие, скорее всего, подведут. Он должен взять дело в свои руки, раз и навсегда.
Поэтому он и вглядывается в отражение в зеркале, ища в себе новую решимость, еще более глубокую, чем прежде. То, что написано на его лице, слишком трудно прочитать. Но он знает, как можно упростить дело.
Лев берет с умывальника ножницы, которые захватил с собой и решительно отрезает свой конский хвост; тот падает на пол. Прическа теперь — просто загляденье: белобрысая кособокая щетка. Лев подхватывает одну прядь и отрезает ее как можно ближе к корням. Потом проделывает то же самое с другой, с третьей, и так пока волосы не устилают весь пол, а голова не становится похожа на свежескошенный луг.
И снова Кили барабанит в дверь.
— Лев, я не могу больше терпеть!
— Еще немного, — отвечает Лев. — Скоро закончу.
Он кладет ножницы и намыливает неровную щетину на голове. А потом заносит бритву…
В эти дни татуировки делают себе в основном молодые, собирающиеся покинуть резервацию арапачи, те, что решились выйти в широкий мир, прихватив при этом с собой постоянное напоминание, откуда они и кто они — символ, который можно было бы с гордостью демонстрировать другим.
В резервации мастеров татуировки можно по пальцам пересчитать, да и то лишь один из них обладает настоящим талантом. Остальные так, рисовальщики по трафаретам. Лев отправляется к Джейсу Тазе, мастеру с талантом, и ждет снаружи, пока не уходит последний посетитель.
Джейс окидывает его взглядом с ног до головы, не зная, беспокоиться ему или радоваться.
— Ты беглец, скрывающийся у Таши’ни, да? Тот, что поймал орган-пирата?
Лев мотает головой.
— Ты разве не слышал? Я больше не беглец и не скрывающийся. Я теперь полноправный член племени.
— Здорово! — Джейс показывает на обритую голову Лева. — А куда подевалась твоя грива?
— Не нужна больше.
Так Лев ответил Таши’ни и отвечает всякому, кто спрашивает. Его бритая голова, как он и предвидел, встревожила Элину, но приемная мать считает, что он имеет право на собственный выбор.
— Чем могу помочь? — спрашивает Джейс.
Лев вручает ему несколько бумажных страниц и объясняет, чего хочет. Джейс просматривает страницы, затем с сомнением смотрит на собеседника:
— Ты это серьезно?!
— А что, похоже, что я шучу?
Джейс просматривает страницы снова и снова.
— Уверен, что тебе этого хочется?
— Уверен.
— Столько чернил и всё разом?
— Да.
— Смотри, будет больно. Очень больно.
Лев уже все обдумал заранее.
— И пусть будет больно, — говорит он. — Должно быть больно, иначе весь смысл теряется.
Джейс окидывает взглядом мастерскую, указывает на свои многочисленные рисунки.
— Слушай, а может, лучше вот этого красавца-орла? Или медведя? Ты не арапач по рождению, так что можешь выбрать себе духа-хранителя сам. Горный лев тоже классно выглядит в наколке.
— У меня уже есть дух-хранитель, и я не хочу накалывать его. Мне надо вот это! — И он указывает на страницы в руке Джейса.
— Это займет уйму времени. Много дней.
— Устраивает.
— А плату потянешь? Мои услуги стоят недешево.
— Заплачу сколько скажешь.
Таши’ни обеспечили Лева таким количеством карманных денег, что хватило бы надолго. Этого более чем достаточно, чтобы заплатить Джейсу за его время и его талант. А после окончания работы Леву арапачские деньги больше не понадобятся, потому что за пределами резервации они не в ходу.
Он не сообщил Элине и Чалу, что покидает их. Он вообще никому ничего не сказал, потому что все, конечно, примутся его отговаривать или, по меньшей мере, постараются выяснить, куда он направляется. А это должно остаться тайной.
Лев вынимает из бумажника пачку купюр и показывает Джейсу. Как везде в мире, деньги — лучший аргумент.
Несколько минут спустя начинается их первая сессия. Лев дает Джейсу полную творческую свободу.
— С чего начнем? — спрашивает Джейс.
— С макушки и вниз, — отвечает Лев, затем откидывается в кресле и закрывает глаза, готовясь к предстоящим мучениям.
43 • Риса
Риса приходит в себя и первое, что слышит — сиплый гул какой-то машины, громкий и одновременно приглушенный. Девушка лежит на огромной двуспальной кровати в комнате, отделанной полированным красным деревом и латунью. Риса все еще в тумане. Подташнивает. Кровать под ней слегка покачивается. Последствия транка.
— Не торопись, — произносит незнакомый мужской голос. — Ты была под транком восемь или девять часов подряд, поэтому будешь приходить в себя дольше, чем обычно. Я бы отнесся к тебе с большим милосердием. Использовал бы транк полегче.
22