Его собственное расплетение.
Жизнерадостный голос ИКАР.
И план. Сумасшедший, безрассудный, отчаянный.
Честно говоря, Коннор и сам не верил в удачу — уж слишком этот план был сложен, слишком многое могло пойти не так. Во-первых, Рисе нужно было как-то связаться с адмиралом — единственным их знакомым, который располагал достаточной суммой, чтобы принять участие в аукционе. Во-вторых, Арджент должен был придумать, как ввести Адмирала в аукцион через нескольких подставных лиц, не вызвав при этом у Дювана подозрений. В-третьих, Адмиралу требовалось выкупить все до единой части какого-то бедняги-расплета, перекрыв ставки на торгах. А дальше, словно до этого этапа трудностей было недостаточно, оставалось надеяться, что Арджент — далеко не самый смышленый парень на свете — заменит наклейки, ничего не перепутав. Причем дело не ограничивалось только переклеиванием ярлычков, каждый стазис-контейнер имел свой цифровой код. Лот 4832 нужно было заменить на лот 4831. Все контейнеры без исключения.
И даже если бы удалось свести воедино все детали плана, это не означало, что получится свести воедино самого Коннора. Никто прежде не пытался восстановить расплета из его собственных органов. Похоже, Коннору удалось стать Шалтаем-Болтаем, которого собрала «вся адмиральская рать». Но иначе, чем Харлана Данфи[32].
— Конечно, мы привлекли всю возможную помощь, — поясняет Адмирал. — Я укомплектовал команду высококлассных хирургов, которым удалось из мясного рагу собрать живого Коннора.
— Пасту обратно в тюбик, — замечает тот.
Адмирал доволен, что собеседник, наконец, выдал что-то понятное.
— Да уж, ни отнять ни прибавить.
Коннор обнаруживает, что зацепился мыслями за несчастного Брайса Барлоу. Никто не боролся за его воссоединение, никто не пожелал его вернуть. И почему же Коннор больше заслуживает спасения, чем он?
Да — а что там с Рисой? Он-то здесь, но это вовсе не означает, что ей удалось сбежать от Дювана.
— Рояль! — требовательно восклицает он. — Кресло-коляска! Сердцебиение! Поцелуй! — Он снова досадливо рычит, мучительно, с боем пробиваясь сквозь заграждения своего мозга, и с триумфом вытаскивает на поверхность имя: — Риса! Рэнд МакНэлли Риса?
И тут он слышит тихий голос откуда-то из дальнего угла:
— Я здесь, Коннор.
Она была здесь все это время, но держалась на расстоянии. Как же, должно быть, жутко он выглядит, если подруга не набралась смелости подойти к нему! Или она просто пытается справиться со своими эмоциями, не желая, чтобы Коннор видел ее в слезах. Риса не выносит, когда окружающие видят ее плачущей.
Как только любимая появляется в поле зрения юноши, Адмирал отступает в сторону. А может, это мозг Коннора не в состоянии воспринимать обоих одновременно. «Ущербный мозг», — вспоминает он.
Риса берет его за руку. Коннору больно, но он не сопротивляется.
— Я так счастлива, что ты проснулся. Мы все очень беспокоились. Это просто чудо!
— Чудо, — повторяет он. — Счастье. Чудо.
— Сначала будет трудно думать и двигаться. Реабилитация займет какое-то время, но я знаю, ты очень быстро станешь самим собой.
«Самим собой», — мысленно повторяет он, и вдруг что-то словно бьет его изнутри, вызывая шквал беспокойства.
— Челюсти! Кровь на воде!
Риса качает головой, не в силах понять. Невзирая на боль, Коннор поднимает правую руку и находит то, что ищет.
Акулу.
«Она здесь! Слава богу, она здесь!» Непонятно почему, тот факт, что акула осталась при нем, утешает его.
Коннор облегченно вздыхает.
— Камин. Какао. Плед.
— Тебе холодно?
— Нет, — отвечает он, радуясь, что нашел правильное слово. Удача вдохновляет его на новые подвиги: он снова углубляется в джунгли своего мозга в поисках подходящих слов: — Тепло. Безопасно. Благодарен.
Клетки в зоопарке открываются, мысли выходят на свободу.
Риса рассказывает ему обо всем, что происходило, пока он был «в переходном состоянии», и о том, что с момента сплетения он две недели находился в коме.
— Сласти или напасти[33], — говорит он.
— Еще нет, — отвечает Риса. — До Хэллоуина пара недель.
Она продолжает рассказ: как сбежала от Дювана вместе с плененными расплетами, как Арджент остался там. Сообщает, что аукционы Дювана загадочным образом прекратились.
— Мы думаем, он сосредоточился на войне с бирманской Да-Зей.
— Годзилла, — после некоторых раздумий констатирует Коннор. — Годзилла против Мотры.
— Именно, — подтверждает Адмирал, остающийся за пределами видимости. — Лучший способ спасти человечество — натравить монстров друг на друга.
Стараясь подбодрить Коннора, Риса рассказывает о Кэме, о том, что тот совершил в одиночку.
— Он теперь герой! Уничтожил «Граждан за прогресс», как и обещал. Эту страшную женщину, которая меня шантажировала, судят за преступления против человечности. Ее уже наградили прозвищем — мадам Менгеле. Не могу представить, кому бы оно подошло больше.
Дальше — про остальных друзей: Лева, который чуть не умер; Грейс, сумевшей выгодно пристроить орган-принтер; Хэйдена, агитирующего за митинг в Вашингтоне. Но Коннор уже не в силах уловить подробности, поэтому закрывает глаза и позволяет себе просто впитывать хорошие вести, как целительное заклинание.
Он знает, что это не навсегда. С каждым днем ему будет все лучше и лучше. Вряд ли легче, но лучше. И все же… он чувствует — сам факт расплетения отнял у него нечто важное. Швы на теле зарубцуются, но никуда не исчезнет незаживающая боевая рана глубоко внутри. Теперь он понимает, что ощущает Кэм. Возможно, не столь огромную пустоту, но дыру между прошлым и настоящим, словно пузырек воздуха, застрявший в шрамах его души. Он пытается облечь это чувство в слова, объяснить подруге, но получается лишь:
— Шрам… — Он крепче сжимает ее руку. — Шрам, Риса, шрам…
Она улыбается в ответ.
— Да, Коннор, шрамы заживут. Ты цельный. Ты наконец стал цельным.
РЕКЛАМА
После сердечного приступа доктора сказали мне, что без донорского сердца дни мои сочтены. Однако сама мысль о том, чтобы взять орган расплета, вызывала у меня сильный дискомфорт. Видимо, за отсутствием альтернативы, мне пришлось бы на это пойти… Но теперь выбор есть!
Принтер «Биобилдер Скиннер-Рифкина», основанный на применении самых передовых технологий, изготавливает новые органы по заказу клиента. И главное — это устройство использует мои собственные стволовые клетки! Теперь я могу расслабиться: мое сердце принадлежит только мне, и ради него никого не пришлось расплетать.
Если вы планируете трансплантацию, не соглашайтесь на устаревшие методы. Уже сегодня вы можете обратиться к своему врачу с вопросом о «Биобилдере Скиннер-Рифкина».
Попрощайтесь с расплетением и приветствуйте нового настоящего себя!
75 • Люди собираются
Гранитные и мраморные памятники истории хранят воспоминания, забрать которые у них невозможно. Особенно это касается памятников в Вашингтоне, округ Колумбия. Они были свидетелями бурления и стагнации, славных подвигов во имя справедливости и постыдных провалов демократии. Линкольн и Джефферсон видели, как сбылась мечта Мартина Лютера Кинга, и приветствовали его, когда каменный Кинг воздвигся между ними. И те же немигающие глаза видели, как разгоняли слезоточивым газом демонстрации протеста против войны во Вьетнаме и нашпиговывали транком участников первого восстания тинэйджеров. Они не могут забыть все это, как не могут военные мемориалы стереть выгравированные на них имена.
В последние дни октября перед этими бдительными глазами начинает собираться народ. Авиакомпании втискивают в свои расписания дополнительные рейсы, метро снует без передышки, а автомобильное движение в столице такое, что по поверхности земли лучше передвигаться пешком — быстрее окажешься на месте.
32
Для тех, кто подзабыл первую книгу: Харлан Данфи — сын Адмирала, проблемный подросток. Родители подписали Ордер, но после расплетения сына жестоко в этом раскаялись. В первой книге Хэйден рассказывает легенду о том, что родители добыли список людей, получивших органы Харлана, убили их и восстановили мальчика. На самом деле Адмирал и его жена и правда восстановили своего сына, но как бы это сказать… символически: связались с носителями органов и собрали их вместе на празднике в честь дня рождения Харлана.
33
С такой традиционной фразой, напомним, в дом стучатся дети во время Хэллоуина, требуя сластей, иначе хозяевам не миновать беды.