— Все равно это не большинство.
Арагон приподнимает брови.
— Ты не видишь общей картины. — Он разворачивает планшетник к Коннору. На экране круговая диаграмма. — Сегодня утром количество поддерживающих расплетение упало до рекордно низкой отметки — тридцать семь процентов. Девятнадцать процентов «не уверены». К твоему сведению: девятнадцать процентов НИКОГДА не будут уверены. Из чего следует, что в результате всей грызни и скулежа верх одержала одна сторона, и эта сторона — ты, Коннор.
Арагон натянуто улыбается и подмигивает ему.
Коннор никогда не доверял людям, которые подмигивают.
— Вот так, значит, все просто?
— Уж кто-кто, а ты-то должен бы знать, что это вовсе не просто.
Тут он прав. Стоит Коннору подумать о том, через что ему пришлось пройти — и все его шрамы, как видимые глазу, так и невидимые, начинают ныть.
— Многие прекрасно понимают, что ты — далеко не Мейсон Старки. Так что, считай, этот психованный ублюдок оказал тебе услугу. На тебя смотрят теперь как на меньшее из двух зол.
При мысли о вожаке аистят Коннор едва не извергает наружу то немногое, что успел съесть за завтраком.
— Старки мертв, — сообщает он Арагону. — Я убил его.
Тот вглядывается в Коннора — не шутит ли.
— Надо же, какое разочарование для тех, кто хотел сделать это собственноручно.
Риса наваливается на плечо Коннора, но он подозревает, что она будет в отключке еще минимум час, а то и больше, в зависимости от силы транка. Коннор неловко двигает плечом, чтобы усадить подругу ровно, потом протягивает Арагону руки. Пусть снимет наручники, он тогда сможет держать Рису по-человечески.
— Снимем, когда придет время, — бросает Арагон. И снова Коннор ощущает, как тот напрягся. — Да ты, кажется, не догадываешься, что тебе предстоит?
— Я никогда не знаю, что со мной стрясется в следующий момент. Пару-тройку недель назад я существовал в виде четырех десятков кусков, а сейчас я целый. Десять минут назад я сидел на кухне, а сейчас лечу в небесах. Скажите мне, что я отправляюсь на луну, и это меня не удивит.
— Что там луна! — восклицает Арагон. — Если вы с мисс Уорд переживете этот день, то образуете свои собственные созвездия. Теперь, когда «Граждане за прогресс» торпедированы и пошли ко дну, а в дело вступают орган-принтеры, весь мир изменится. Ты будешь поражен, сколько у вас вдруг появилось высокопоставленных друзей.
— Не нужны мне такие друзья!
— Очень даже нужны. Потому что еще много тех, кто по-прежнему жаждет твоей крови. Но паразиты могут защитить тебя от хищников.
Это уж чересчур. В голове не укладывается. Как будто различные части его исцеляющегося мозга стараются отторгнуть друг друга.
— Слушай, кто ты такой? — спрашивает Коннор.
— Я говорил — заурядный агент ФБР. Но как и всякий, стремлюсь достигнуть большего.
— Ты, значит, мой первый паразит.
Арагон опять подмигивает.
— Начинаешь схватывать.
Самолет потряхивает. Коннор выглядывает в иллюминатор и видит, что земля исчезла за пеленой облаков.
Арагон бросает взгляд на часы.
— Там, куда мы летим, девять утра. До одиннадцати должны успеть.
— А куда мы летим?
Арагон отвечает не сразу. То напряжение, что интуитивно ощутил в нем Коннор, начинает проявляться более явственно. Еще чуть-чуть — и мужик начнет обливаться потом.
— Не знаю, в курсе ты или нет, — произносит Арагон, — но арапачи вместе с остальными племенами готовятся объявить войну. Во всех больших городах беспорядки. Мы на пороге такой разборки, в сравнении с которой Глубинная война покажется легкой домашней перепалкой.
— Так куда мы летим? — повторяет Коннор.
Арагон набирает полные легкие воздуха и снимает с юноши наручники.
— К твоему давнему другу.
80 • Риса
Она просыпается в объятиях Коннора, и на какое-то мгновение ей кажется, что все так, как должно быть. Но постепенно в голове проясняется, Риса видит, где находится, и вспоминает, что произошло. Их схватили. И все же рука Коннора лежит на ее плече. Увидев, что Риса пришла в себя, он улыбается. И где он нашел повод для улыбок?
— Мы уже рядом, — говорит сидящий напротив мужчина. Тот самый, что схватил их. — Взгляните.
Риса медленно поворачивает голову, зная, что после транкирования резкие движения крайне нежелательны, и выглядывает в иллюминатор.
Первое, что бросается в глаза — безошибочно узнаваемая игла Монумента Вашингтона. Оказывается, они летят не на вертолете, как подумала сначала Риса. Другая скорость и траектория движения, а кроме того, не слышно грохота винтов. По мере приближения она осознает: что-то не так. Газон парка Нэшнл Молл, от Капитолия на востоке до Мемориала Линкольна на западе, должен быть зеленым. Или, по нынешнему времени года, желтым. Вместо этого он весь мельтешит цветовыми пятнами, словно «снег» на экране старинного лампового телевизора. Через пару мгновений Риса понимает — это люди. На всем протяжении парка, протянувшегося на две мили в длину. Тысячи и тысячи людей!
— Митинг Хэйдена, — объясняет Коннор.
— Хэйдена? — переспрашивает Риса, по-прежнему не в силах осознать: весь Нэшнл Молл заполнен. — Нашего Хэйдена?
Коннор знакомит ее с агентом Арагоном, чью руку Риса пока не готова пожать, и наскоро объясняет, что происходит. Но Риса, совсем недавно пробудившаяся от искусственного сна, вникает с трудом. Коннор показывает ей письмо. Сначала она думает, что то самое, с которым он не расставался в лавке Сони, но этого не может быть. Приглядевшись, Риса различает государственную печать.
— Официальное заявление будет сделано в полдень, — говорит Арагон. — Но эти люди должны услышать его сейчас и именно от вас.
— Погодите, какое заявление? — Она поворачивается к Коннору. — Ты позволишь этому типу диктовать тебе, что говорить?
— Не волнуйся, я уже знаю, что скажу, без него или с ним — неважно, — успокаивает ее Коннор.
Они облетают Монумент Вашингтона — слишком близко, по мнению Рисы, затем, снижаясь, направляются в дальний конец парка к Капитолию.
Риса по-прежнему немного тормозит:
— Но как мы приземлимся — там же полно людей?
— Ничего страшного, — отвечает Арагон. — Когда тебе на голову спускается бесшумный бомбардировщик, хочешь — не хочешь подвинешься.
По мере их снижения картина внизу становится все отчетливей. Толпа очень плотная — яблоку негде упасть. Тут и там виднеются ряды полицейского спезназа по противодействию уличным беспорядкам. Они стоят плечом к плечу, готовые броситься вперед при первых же признаках насилия, практически неизбежного при столь многочисленных, столь взбудораженных сборищах.
— Боже мой, это не митинг, это пороховая бочка какая-то, — отмечает Риса.
— Вот поэтому вы и здесь, — подтверждает Арагон. — Чтобы всех утихомирить.
Рисе попадается на глаза футболка с крупной надписью: «ГДЕ ОНИ?». А вот еще одна такая надпись, и еще; их здесь сотни наряду с другими фразами в том же духе — вся толпа пестрит ими. Риса чувствует головокружение, когда до нее начинает доходить, о ком вопрошают футболки.
— Ходят слухи, что юновласти похоронили вас обоих в безвестных могилах, — объясняет Арагон. — А вы продемонстрируете людям, что это не так, прежде чем они настроятся мстить.
— Похоже, им понадобятся новые футболки, — замечает Коннор.
Люк опускается, и становится понятно, где они приземлятся — прямо в зеркальный пруд перед Капитолием. По краям водоема люди вытягивают шеи, пытаясь разглядеть прибывших. Коннор поднимается первым и поворачивается к Арагону, не сдвинувшемуся с места:
— А вы разве не пойдете?
Тот качает головой.
— Это должно быть ваше шоу, а не мое — только тогда затея сработает. Удачи!
Коннор протягивает руку Рисе, и хотя та еще не готова предстать перед таким множеством народа, она все-таки берет любимого за руку и ступает в воду.
— Холодная, черт возьми, — говорит Коннор.
Толпа реагирует мгновенно.
— Это они!
— Это Беглец из Акрона!
— Это Риса Уорд!
Новость стремительными волнами разносится по парку и электризует всех присутствующих. Рисе увиделись тысячи? Да здесь больше миллиона! И не только подростки. Люди всех возрастов, всех рас, возможно, со всей страны.
Пересекая водоем, к ним приближается Хэйден.
— Эффектный выход! Вы единственные из моих знакомых, кто может заявиться вот так, словно бог из машины, и все разрулить.
— Хэйден, я понятия не имею, о чем ты, — отвечает Коннор.
— Неудивительно. — Он быстро обнимает обоих. — Рад, что слухи о вашей смерти слегка преувеличены.
Он ведет их из пруда и дальше сквозь толпу к ступенькам Капитолия. Люди расступаются, в лихорадочном волнении шепча их имена. Некоторые даже пытаются дотронуться до героев дня. Какая-то женщина хватает Рису за блузку и едва не срывает ее.
— Руки не распускайте! — говорит таким Хэйден. — Может, вам показалось, что они идут по воде, но пруд на самом деле воробью по пузо.
С трибуны на вершине ступенек Капитолия выступает некто, призывая к справедливости, честности, открытости и прочим красотам, которых люди требуют, но так редко получают от своих властителей. Его слова распространяются по всему парку через аудиоколонки, будто выросшие из-под земли сами собой. Риса узнает выступающего — это не кто иной как рок-звезда Брик Макданиэл. И еще больше знаменитостей ждут очереди, чтобы сказать свое веское слово.
— Призывая народ на этот митинг, я даже не был уверен, что меня хоть кто-то слышит, — комментирует Хэйден.
У подножия ступенек выстроился ряд спецназовцев, блокируя проход, и митингующие задирают их, провоцируя на нападение. У Рисы возникает чувство, как будто она только что ступила в мышеловку, которая вот-вот захлопнется. Неужели Хэйден ничего этого не видит? С чего это он весь такой из себя воодушевленный?!
— Не вижу ни одного юнокопа, — замечает Коннор. Оглянувшись вокруг, Риса осознает, что он прав. Здесь есть спецназ, обычные полицейские, вооруженные до зубов военные бёфы в камуфляже, даже «коммандос», но ни одного юнокопа.
— Говорят, Герман Как-его-там — ну, тот лживый урод, который руководил Инспекцией — вне игры, — просвещает их Хэйден.
— Шарпли уволили? — поражается Коннор.
— Скорее, ему преподнесли его собственные яйца на блюде.
— Он был любимой марионеткой «Граждан», — вспоминает Риса.
Хэйден выдает свою фирменную ухмылку.
— Я думал, меня арестуют, как только я здесь появлюсь. Но все власть предержащие удирают врассыпную, как беглые преступники. Понятия не имею, где они в итоге приземлятся, но хорошо бы их при посадке расплющило, как гнилые помидоры.
Приблизившись к строю полицейских, Хэйден произносит: «Сезам, откройся», и они действительно расступаются, пропуская его. Но прежде чем Риса с Коннором успевают пройти, копы снова смыкают ряд и хватаются за кобуры.
— Прощу прощения, — говорит Хэйден, — разве вы не видите, кто это?
Один из стражей бросает взгляд на Коннора, потом на Рису, и, узнав их, мгновенно вытаскивает из кобуры пистолет. Рисе неизвестно, чем заряжено оружие — транком или настоящими пулями — но это не имеет значения. Если оно выстрелит, толпа бросится в атаку и здесь начнется кровавая баня. Риса заглядывает в злющие глаза офицера и спрашивает:
— Чего вы хотите: стать тем, кто начал войну, или тем, кто ее предотвратил?
И хотя злоба не сходит с лица копа, в глазах его мелькает нечто человеческое и, кажется, толика страха. Еще мгновение он не трогается с места, а потом делает шаг в сторону, давая им пройти.
Коннору очень тяжело подниматься по лестнице. При каждом шаге он кривится, и Риса помогает ему по мере сил. Завидев их приближение, Брик Макданиэл, останавливается на полуслове и освобождает микрофон c некоторым даже благоговением. Вся толпа от Капитолия до Мемориала Линкольна замолкает в ожидании.
Не доходя несколько ступенек до трибуны, Риса останавливается рядом с Хэйденом.
— Они должны услышать именно тебя, — заявляет она Коннору. — Я уже купалась во всеобщем внимании. Теперь твоя очередь.
— Один я не справлюсь, — говорит он.
Риса улыбается.
— А разве похоже, что ты один?