- Вы о поместье или о Польше говорите? Я имела в виду последнее, - уточнила она.
- Мне нравится здесь многое.
Юлия весело прыснула.
- Дипломатичный ответ.
- Когда вы выходите замуж за Марека?
Юлия остановилась и изумленно взглянула на меня.
- Мы не оговаривали дат, - ответила она после некоторого замешательства.
- А что если я скажу вам, что люблю вас? – кажется, я напугал ее своим сердитым видом.
Но я действительно сердился. Мне хотелось лишь, чтобы наваждение исчезло – Домбровский был моим другом.
- Это, вероятно, будет вашей ошибкой, - вдруг хрипло ответила Юлия и побледнела.
Что-то во мне взбунтовалось, встало в полный рост от ее последних слов. Я резко схватил ее за плечи и притянул к себе. Мои губы коснулись ее губ, те дрогнули и раскрылись. О, это был не первый поцелуй в ее жизни! Очевидно, что не первый. Милая польская панночка-дебютантка целовала меня в ответ. А потом вдруг вырвалась, окинула злым взглядом, стремительно забралась на лошадь и, пришпорив ее, ускакала прочь. Я ничего не сказал ей вслед – просто молча смотрел, как она убегает. И только после этого увидел галопом приближавшегося к нам Марка Домбровского.
- Мы будем драться, сударь, - сухо бросил он, приблизившись ко мне.
Ярость в его взгляде не оставляла мне выбора. Извинения теперь были бы излишни. Я не жалел ни о чем. Убивать Марека я не хотел тоже. Но и оставить все, как есть, не мог.
- Имя дамы прозвучать не должно, - тихо сказал я.
Домбровский коротко кивнул и вскоре исчез за деревьями.
На следующий день он при свидетелях обвинил меня во лжи относительно невыплаченного карточного долга. Я потребовал удовлетворения. И чувствовал только злость и усталость.
Мы стрелялись еще через два дня. Я выстрелил в воздух, прекрасно все же понимая, что Домбровский не обойдется малой кровью. Марк целился прямо в грудь. Но промахнулся, едва зацепив мое правое плечо. Боль словно бы лизнула меня языком пламени, но, сцепив зубы, я стоял прямо и глядел на него. Кровавое пятно, выступившее на моем мундире, могло бы прекратить дуэль. Но Домбровский потребовал продолжения.
- Хватит, - мрачно крикнул Адам, секундант Марека, - по правилам Павел может продолжить дуэль, если захочет. Уваров, вы удовлетворены?
- Более чем, - ответил я, криво усмехнувшись.
Марк злился, но выхода у него не было.
Последствий эта дуэль не принесла. Разве только нравственные. К тому моменту события в Варшаве обострились до такой степени, что мы вышли сухими из воды. А я больше не бывал у Липницких.
Спичкой, поднесенной к искрившей бунтарскими настроениями Польше, послужил манифест Государя Императора относительно революции в Бельгии, согласно которому участвовать в подавлении волнений должны были польские войска. Мы стояли на пороге восстания и уже не могли его предотвратить.
В ноябре я получил письмо от Юлии. Точнее записку. И этот листок бумаги еще долго носил у сердца. Она назначала мне встречу в воскресный день «у того самого дуба» в угодьях Липняков.
Я отправился туда, исполненный надежды и страха – за нее.
Листья на деревьях к тому времени уже опали, и легкая изморозь коснулась земли. Юлия, закутанная в теплый салоп, подбитый лисой, и в меховой шапочке уже ожидала меня, когда я приехал. В глазах ее не было ни сомнений, ни растерянности. Он смотрела на меня дерзко и остро, как тогда, в театре.
- Я отказала Мареку, - сказала она, едва я спешился. Приветствия не было. Лишь ее взволнованное дыхание и странная нежность в голосе.
- И что теперь будет?
- Я бы рада была сказать вам, что все будет хорошо, но боюсь, что не смогу.
Я кивнул, толком ничего не понимая. Я самому себе напоминал вечно кивающего болванчика.
- Я люблю вас, - шепнул я.
- Я знаю. Вам не нужно было этого говорить.
Она хотела добавить что-то еще, но я закрыл ее рот поцелуем. Я целовал ее жадно и нежно, чувствуя, как в груди нарастает тугой узел боли и счастья. Я любил ее. Я действительно ее любил.
Когда мне не хватило дыхания, я отстранился, в ужасе наблюдая, как в глазах ее начинают блестеть слезы.
- Вам нужно как можно скорее покинуть Польшу, - тихо сказала Юлия, - на двадцать девятое ноября назначено восстание. Они убьют Великого Князя и захватят ваши казармы.
- Откуда вам это известно? – спросил я, понимая, что она не лжет, что отчаянно хочет спасти меня. Но я был офицером. Я не мог бросить все и бежать.
- Подпоручик гвардейских гренадер Высоцкий – близкий друг Адама и моего отца. Его план восстания приняли на собрании. Убийство наместника станет сигналом к началу.
- Адам?
- Вы удивлены? – усмехнулась Юлия. – Думали все эти мысли, разговоры – все это просто так. Можно любить свою страну и ничего не делать для ее освобождения? Адам давно в Патриотическом обществе. Мой отец – близок к Чарторыйскому.