Мой задор тает, когда я вспоминаю, что их тридцатилетний совместный путь не был усыпан лепестками роз. Пережили смерть старшего ребёнка, несколько лет ухаживали за тяжелобольной бабушкой, в девяностые по очереди теряли работу.
Становится неважным - как они познакомились и кто кому читал стихи на первом свидании. Самое интересное и сложное осталось внутри их тридцати лет.
- Ты чего? - меня нежно вырывают из тяжелых раздумий - «Задумчивость - её подруга...»?
Обожаю себя чувствовать Татьяной Лариной. Ещё люблю, когда меня называют «кошечкой». И люблю своего дядю-льва-котика. За его широкой спиной у тёти сохранилось столько нежности.
Дядя возвращается нагруженный пакетами. Мы к тому времени уже лепим пирожки. Мне даже доверили раскладывать начинку!
- Котик, я тут посмотрела... Сахар можно было ещё купить - ну, на месте дяди я бы, допустим, тоже зарычала.
- Завтра! - рычит Лев и отправляется к телевизору.
В моей сумке звенит мобильник. Сообщение оповещает, что жизнь зовёт. Она у меня не такая размеренная, как в этом доме.
- Ну, всё... Я побежала... Всех люблю - говорю громко, чтобы услышал и дядя.
- А пирожки... - у тёти такое выражение лица, что я буду чувствовать себя предательницей всю оставшеюся неделю.
- У меня ещё пельмени не переварились... И я... начинки от пирожков наелась. - вкладываю все силы в ангельское выражение лица. Обычно действует - Меня ждут, честно...
- Через пять минут первые уже допекутся... - ого, в голосе моей тёти появляется сталь... Хотя, не страшно. Вот, вообще. Тут бывает страшным только рычание «котика».
- Ладно, - хитро начинаю я, пряча глаза - придётся пару дней посидеть на жесткой диете! - бессовестно вру. Вздыхаю. Успокаиваю себя тем, что впихнуть в меня десятый пирожок - не проблема для моей милой родственницы.
«Жесткая диета» тётю напугала. Я раздаю воздушные поцелуи и сбегаю с пятого этажа. В сумочке гремят ключи. И от этой квартиры тоже. Они мне дороги.
Надо будет включить «взрослый режим». Иначе набедокурю.