Она на секунду замерла, потом покачала головой и начала разрезать старую повязку.
— Вы всерьез считаете, что я не видела голых мужчин ранее? Или думаете, что могу увидеть у вас что-то новое? — насмешка в ее голосе обжигала щеки.
Я закусил губу и отвернулся к стене, понимая, что спорить с ней бесполезно и унизительно. Я у нее в плену, и моя свобода ограничена не четырьмя стенами, а немощью собственного тела. Почему церковники так просто позволили ей забрать меня? Ведь если я под подозрением, и Завет все еще не найден, то отцу Валуа выгодно держать меня в больнице под присмотром. Или же?.. Лидия уже сняла старую повязку и теперь накладывала новую с пахнущей календулой мазью. Она фиксировала повязку, обматывая ее вокруг туловища с поразительным хладнокровием, словно делала это каждый день. Ее распущенные волосы щекотали мне кожу, близость Лидии вызывала странные ощущения. Я злился на нее, мечтая оказаться где угодно, лишь бы подальше отсюда, да хоть бы опять вернуться в доки, но тело предательски реагировало на ее прикосновения, словно пытаясь компенсировать смертельный ужас пережитого. В комнате было невероятно душно, мои щеки пылали, а разум отказывался трезво мыслить.
Она закончила делать перевязку, небрежно накинула на меня простыню и встала, собираясь уйти. Я высвободил руку и успел перехватить ее запястье, останавливая. Моя хватка была настолько слаба, что просто дерни она рукой, и пальцы бы соскользнули с ее гладкой кожи, но она не сделала этого.
— Вам так нравится издеваться? Где Завет? — я смотрел ей в глаза. Она легко улыбнулась, взглянула вниз, на мою руку, удерживающую ее, и вдруг сомкнула наши ладони, переплетая пальцы. От неожиданности попытался убрать руку, но она удержала захват, неуловимым движением оказалась вновь на кровати и зашептала мне на ухо:
— Это так мило, держаться за руки, верно? Но боюсь, вы еще слишком слабы, чтобы быть способным на более решительные действия, — она прислонилась еще ближе и поцеловала меня в щеку, прежде чем я успел отстраниться. Слова возмущения застряли в горле, потому что Лидия досадливо поморщилась, бесцеремонно взяла меня за подбородок, покрутила мою голову и заявила:
— Это никуда не годится, вы совершенно постыдно заросли щетиной. Скажу Антону, чтобы побрил вас.
Она вышла из комнаты, а я пытался унять гнев и бешено колотящееся сердце.
Через какое-то время действительно пришел Антон с совершенно невозмутимым видом, принес с собой помазок, мыло и острую бритву. Я не горел желанием бриться, поэтому попробовал отказаться.
— Антон, я не хочу, чтобы вы…
— Боюсь, господин инквизитор, вас никто спрашивать не будет. Лидии не нравится небритые мужчины, этим все сказано.
— Какое мне дело, что ей не нравится, — возмутился я.
— Лучше вам не дергаться.
Он ловко принялся за дело, а я попробовал прояснить у него сложившуюся ситуацию.
— Антон, как получилось, что я оказался здесь, а не в больнице? Разве церковники не возражали?
— Хриз такой скандал закатила, что им всем места мало было. Да там еще вояг Хмельницкий заявился. Ведь какой позор, что церковники уже друг друга похищают и пытают.
Я закусил губу. Да уж, Лидия постаралась.
— А что с отцом Бульвайсом, знаете? Его арестовали?
Антон кивнул, продолжая свое занятие.
— Арестовали, сразу же там и арестовали. А уж когда похищенный документ у него нашли, так вообще всем не до вас стало.
— Что? Зав… — я вовремя прикусил язык. — Его нашли?
— Угу, — пробурчал недовольный Антон, потому что я дернулся и заработал порез. — Не говорите больше.
Теперь я молчал, судорожно раздумывая, когда Лидия ухитрилась подкинуть Завет отцу Бульвайсу. Слава Единому, она хотя бы сдержала слово и вернула его. Невероятное облегчение от тревог заставило отступить на второй план даже мое унизительное положение. Но все-таки…
— Антон, я могу попросить вас найти мне какую-нибудь одежду?
Антон вытер остатки мыльной пены с моего лица, потом задумчиво оглядел меня, заглянул под простыню без малейшего смущения и ответил:
— Думаю, мои брюки подойдут, а вот с рубашкой вряд ли получится, мала вам в плечах будет.
Бесцеремонность у них, очевидно, семейная черта.
— Буду признателен даже за брюки.
Антон застыл уже возле двери, хлопнул себя по лбу и сказал:
— Совсем забыл. Вот, держите. Лидия велела передать, что вам тоже будет полезно обновить свои знания в истории.
Он протянул мне книгу, а я оцепенел. Дрожащей рукой принял старый роскошный переплет, не веря своим глазам. Это же «Исторические изыскания времен Синей войны» Акватоса Квирского. Редкое оригинальное издание, которому больше полторы сотни лет. Зачарованно провел пальцами по старой коже, открыл фолиант, так и есть. Оригинал, вовсе не подделка. Такое издание стоит больше, чем весь этот дом. Но его ценность настолько велика, что не исчерпывается только материальным эквивалентом, потому что на титульной странице была подлинная роспись автора. Эта книга заслуживает быть в столичной Академии, а не пылиться в доме этой безбожницы!.. Откуда она у нее вообще появилась? Но глаза уже зацепились за первые строчки текста, и меня неумолимо увлекло в привычный мир фактов, свидетельств и гипотез.
Я проспал почти до обеда, когда меня разбудил Антон, который принес немного бульона и жареную печень. Мне даже удалось сесть на кровати, правда, не без его помощи, но самое главное, что он нашел для меня брюки. Как-то сразу появляется уверенность в себе, когда на тебе хоть что-нибудь одето! И хотя меня удивило отсутствие Лидии, которая, как мне казалось, не упустила бы шанса лишний раз поиздеваться над моей слабостью, я был несказанно рад, что мы одни. Антон выглядел подавленным и мрачным. Я подивился тому, насколько они не похожи с сестрой.
— Антон, у вас что-то случилось? — спросил я, отодвигая от себя тарелку.
Юноша взглянул на меня исподлобья и мрачно ответил:
— У нас постоянно что-нибудь случается, господин инквизитор. Вы наверное плохо знаете Хриз.
— Почему вы зовете сестру не по имени?
Антон смешался, потом с вызовом заявил:
— Потому что ее это бесит. Но кстати, не вздумайте повторять фокус, если дорожите собственной шкурой. И еще. Не злите ее, пожалуйста, вообще никак. Не спорьте, просто терпите, это проще всего. Потому что вы уйдете, а нам здесь оставаться.
Юноша замолчал, потом, опустив голову, сказал:
— Там пришел отец Георг, он еще вчера пытался увидеть вас, но Лидия никого к вам не пустила.
Я вскинул голову, удивленный его просьбой и обрадованный визитом наставника.
— Я не могу вам обещать, но попробую ее не тревожить. Позовите, пожалуйста, отца Георга.
— Надо спросить Лидию.
— Что за!.. Я же не в тюрьме, какое право она имеет решать, кого пускать!
Антон тяжело вздохнул и покачал головой.
— Имеет. Она вообще запретила кому-нибудь покидать дом. А, вы же не знаете.
— Что не знаю?
— Кардинал, который вас хотел подставить, он до сих пор на свободе. Лучше поосторожничать.
Отец Георг осторожно обнял меня, боязливо оглядывая многочисленные порезы на груди.
— Мальчик мой, слава Единому, что ты жив! Ты не представляешь, как я за тебя испугался.
Мне стало совестно перед стариком, что ему пришлось волноваться по моей вине.
— Отец Георг, я могу вас попросить принести мне свежую рубашку из дому? Глупо себя чувствую…
— Конечно! — церковник сокрушенно покачал головой. — Старый дурак, мог бы догадаться и сам.
— Расскажите, что произошло, пока я тут провалялся. Кстати, какой сегодня день?
— Среда. Вчера утром тебя нашли, ты разве не помнишь? Какой же мерзавец этот Бульвайс! Ведь все знали, что он гнилой тип, но почему его никто не заподозрил? Почему всех собак на тебя повесили?
— Завет нашли? — спросил я осторожно.
— Да, у него, когда арестовали. Представляешь, этот негодяй хотел тебя подставить, но перепутал твой адрес, отправляя тебе письмо с Заветом! Есть высшая справедливость Единого, что письмо вернулось к отправителю как раз тогда, когда вас нашли. Страшно подумать, что он мог с тобой сделать…