— Обращайтесь ещё. Наше агентство оказывает самый широкий спектр услуг, — верзила пожал на прощанье руки друзьям, уселся в свой «вольво». Было видно, как он вытащил сотовый телефон и начал нащёлкивать номер.
— Ну? — спросил Степан.
— Нет здесь Большого Японца. Помощник отослал нас ещё дальше.
— На сколько букв?
— В другие измерения.
— Чтоб им пусто было! Это же форменное…
— Тихо, — приподнял руку Лаврушин.
Что-то смутило его. Какое-то еле заметное нарушение в порядке вещей. И он вскоре понял — что именно.
А смутили его доносившиеся из стоявшего «вольво» обрывки слов «пинкертона»:
— Здесь они… Приезжайте… Окончательный расчёт.
Лаврушин подскочил к машине. Дёрнул за ручку, но дверца была закрыта изнутри на защёлку.
Частный сыщик приспустил окно:
— Что вам?
— Вы с кем говорили? — недобро осведомился Лаврушин.
— С заказчиком?
— С каким заказчиком?
— Вас интересуют мои заказчики?
— Интересуют!
— Ладно, — пожал плечами сыщик. — У меня был заказ привести вас. Я его выполнил.
— Но вы же работали на нас!
— Я выполнял ваше задание. И задание того заказчика. Лично я никому ничего не должен. Просто добросовестно выполняю обязательства по контрактам.
— Вот сволочь!
— Это вопрос оценочный, — сыщик повернул ключ в замке зажигания, мотор взревел.
Машина рванулась вперёд, так что Лаврушин едва успел отпрыгнуть. Его окатило грязной водой из под колёс.
— Продал нас, — воскликнул Лаврушин, глядя вслед исчезающей за поворотом «вольво».
— Кому? — спросил Степан.
— А как по-твоему — кто нас ищет.
— «Чёрный»!
— Вот что, надо сниматься отсюда.
— Слышишь?
Послышался знакомый бомбардировочный гул.
— Бежим! — крикнул Лаврушин.
Они юркнули в соседний переулок. Тут из-за поворота показался стальной поток.
Это были самые гнусные и отпетые бандитствующие рокеры, которых только можно вообразить. Их были десятки. Они спешили за добычей. Они увидели её. Они с рёвом и свистом устремились следом.
Друзья скользнули в арку, едва не поскользнувшись на замусоренном пищевыми отходами асфальте. Вбежали в просторный дворик, поросший чахлыми, дурной экологией пришибленными деревьями. Сзади лязгала сталь и ревели цилиндры, шуршали шины мотоциклов. Железный поток рвался в ту же арку.
Беглецы перемахнули через сетчатый забор, пересекли детскую площадку с кривой каруселью. Мотоциклы, недовольно заурчав, притормозили — через ограды они ездить пока не научились. Один из рокеров, весь в чёрно-красной коже, металлических бляшках и железных фиксах, опершись ногой о землю, начал что-то выговаривать в рацию.
— Ну, давай, — Степан подхватил поскользнувшегося на гнилом киви Лаврушина.
Они преодолели двор. И выбежали на другую улицу.
Это был тупик.
И в него вливались стальные «харлеи», «хонды», «уралы»!
— Прижали, гады, — Лаврушин бросился к единственной двери подъезда глухого длинного жёлтого дома с грязно блёклыми стёклами. Дверь была заперта на замок.
Беглецы прижались к глухой бетонной стене, которой заканчивался тупик. За ней, видать, что-то собирались строить, взрывать, или просто кто-то решил перегородить улочку — бывают чудаки. Стена была настолько высока, что перемахнуть её не стоило и мечтать.
Мотоциклы встали в нескольких метрах от них никелированной, резиновой, исходящей бензином и матом преградой — куда менее преодолимой, чем бетонная стена. Моторы жадно урчали и нетерпеливо тарахтели. Рокеры весело и гнуснодушно хохотали. Размахивали цепями и кастетами. У одного был обрез двустволки, он целился в друзей и орал: «Пу!» Рокеры были довольны. Они поучаствовали в отличной охоте. Теперь жертвы были полностью в их власти. А что может быть слаще полной власти над чьей-то жизнью и смертью?!
— Отпустите, ребята! — просительно крикнул Лаврушин.
— Щас! — донеслись голоса.
— Только ботинки зашнуруем!
— И шнурки погладим, падлы!
— Козлы траханные!
— На колёса кишочки намотаем!
— А бензинчиком их, уродов?
— Мы ничего не сделали вам! — возмущённо завопил Степан.
— Ещё бы сделали!
— Продали душу, сволочи, — воскликнул Лаврушин.
— И за сволочь ответишь!
— Чего ждать? Может, сами их сделаем!
— Мочи, козлов!
— Цыц! — прикрикнул похожий на винную бочку бородач — их главарь. На бугрящихся мышцах его груди, обтянутой чёрной майкой, серебрился череп.