Рокеры, было сдвинувшиеся с места, услышав окрик, замерли на том же почтительном расстоянии. Их толкала вперёд жажда крови, но они были как хорошо дрессированные гончие, не рвущие сами добычу, а дожидавшиеся хозяина. Дожидавшиеся Главного ОХОТНИКА!
Да, эта добыча предназначалась другим!
И эти другие не заставили себя долго ждать. Мотоциклы раздвинулись. За ними мягко и шикарно остановился длинный чёрный лимузин.
Из него вышел чёрный человек. Небрежно потрепал здоровенного главаря по щеке рукой в перчатке. И направился к друзьям.
— Нашёл, — проскрипел он.
Степан вытащил из-за пазухи ломик, которым отгонял наркоманов от телефонной будки. Лаврушин подобрал какую-то палку. Но смотрелись они жалко. Напротив них стоял монстр в окружении восьмерых исчадий ада, пользующихся собачим обличием. А ещё — толпа отпетых, пропахших машинным маслом, готовых на всё головорезов. Тут не до честного боя. Тут об одном думать — чтобы не больно убили.
— Вы мои, — торжествующе прошипел незнакомец в чёрном. — Музыканту не жить.
— Так уж и твои, Чернокнижник, — послышался насмешливый громкий голос. Он звучал совсем рядом.
Из пустоты возникли две фигуры в длинных плащах. Они выступили вперёд и заслонили Степана и Лаврушина если не каменной стеной, то близко к этому.
— Ух ты, Шварнигер, — изумлённо прошептал Лаврушин.
— Я Конан, — гордо произнёс по-английски здоровенный битюг, ударив себя по груди кулаком, как кузнечным молотом. — Киммериец, — он отбросил плащ и заиграл бицепсами. Его мускулатура впечатляла.
Плечом к плечу с ним стоял незнакомец в синем плаще.
— Вы опять переходите мне дорогу, — в скрипучем голосе «чёрного» прорвалось нервное недовольство.
— Твои дороги слишком кривы, Чернокнижник, — крикнул человек в синем плаще.
— Ты ошибся, что встал у меня на пути, Дункан.
— К чему нам посредники, Чернокнижник? Мы сами можем разобраться.
— Зачем? А на что мне тогда верные слуги?
Теперь Лаврушину хоть что-то стало понятно. Он хотя бы знал, что охотится за ними какой-то Чернокнижник — это то ли подпольная кликуха, то ли намёк на профессию. А человека в синем плаще зовут Дункан.
Киммериец обнажил огромный меч, он держал его двумя руками. Мускулы его взбугрились — один их вид должен был отбить у желающих стремление подраться с их владельцем. Дункан распахнул плащ и тоже извлёк меч — правда сильно уступающий по размеру орудию своего напарника.
— Разорвите их в клочья! — выбросил руку вперёд Чернокнижник. — Они сами пришли в западню!
Ухнул обрез двустволки, в бетон впились пули. Дункан выхватил гранату и бросил в самую гущу мотоциклистов. Граната не взорвалась, а вспыхнула. Пополз вязкий чёрный дым.
— Убейте!
Мотоциклисты рванули вперёд, размахивая цепями и увесистыми металлическими прутьями.
Помешкав, за ними осторожно двинулись собаки.
И всё смешалось. Началась такая куча мала! Всем кучам куча!
Конан с победным криком врубился в мотоциклы, как во вражескую конницу. Каждый удар его страшного меча достигал цели — лезвие с лёгкостью разбивало рамы и бензобаки, рубило живую плоть. Дункан действовал не настолько мощно, но тоже достаточно эффективно. Несколько раз хлопали выстрелы, но пули находили не те цели.
— Уходите, — крикнул Дункан. Он был занят тем, что не давал бандитам достать беззащитных друзей.
Отморозки на мотоциклах всё пёрли и пёрли вперёд. У них замкнуло. Они не могли поверить в то, что их, отборное отребье, хозяев больших дорог и скоростных трасс, крошат в капусту двое каких-то психов с мечами.
— Уходите! Быстрее! — отчаянно повторил Дункан.
Но уходить было некуда.
— Прыгайте в иномир!
Лаврушин сжимал «пианино», но ничего не мог.
Атака мотоциклистов захлебнулась. Уцелевшие машины с рёвом отхлынули.
И тогда за дело принялись чёрные собаки.
— Конана не взять ни одной адской твари! — победно крикнул киммериец. — Сюда, шавки! И ты, Чернокнижник!
Собаки ринулись вперёд. Они двигались прыжками, будто не касаясь лапами земли. От них исходил холод — такой, что руки немели. И тут пошла свара, перед которой драка с рокерами — лёгкая разминка.
— Ну уходите же! — простонал Дункан, взмахивая мечом и уклоняясь от страшных челюстей. — Цитадель!
Лаврушин пробежал пальцами по клавишам. Извлёк из «пианино» тянучую тоскливую мелодию.
И драка рассыпалась. Замерла в промежутке ошарашивающего безвременья. И собаки, и рыцари застыли. Над переулком повисла тишина.