Он начал истово креститься, прижимаясь к бревенчатой стене. Что, как не крёстное знамение, есть лучшее орудие от нечисти. На миг враги замерли, и послышался недовольный шёпот-шуршание. Но всего лишь на миг.
— Ужин. Хороший ужин, господа, — произнёс горбун.
И враги снова, правда, куда осторожнее, двинулись вперёд. Теперь можно было протянуть руку и ухватить за нос ближайших.
Лаврушин прищурился. Должен быть выход. Как бы плохо не было, он всегда находился. Слишком часто друзья видели смерть. И всегда находили этот выход.
Он вдруг заметил, что сжимает в руке двузубую вилку, которой приготовился полоснуть по ближайшей морде. Да, это будет борьба дохляка со слоном с помощью зубочистки! Он откинул вилку. И нащупал «пианино».
Он был не готов к нему. Он знал, что не сможет овладеть его силой. Но… Но всё равно пальцы его мягко коснулись клавиш.
Густой звук поплыл по таверне. Заклубился дым, вырываясь из камина. Каркнув, тяжело поднялся ворон под потолок. Рванули врассыпную летучие мыши, а кот-котище с мявом забился под лавку.
Нечисть немножко отпрянула.
— А, боитесь, — ликующе воскликнул Лаврушин.
И тут понял, что вся свора кинется сейчас на них. У него оставался миг.
Он нажал опять одновременно на три клавиши.
На этот раз обрушилась страшная какофония. Стены тяжело вздрогнули, как при землетрясении. Стало понятно, что материя, из которой состоит окружающее, сейчас не выдержит и порвётся гнилой мешковиной.
Почувствовала это и нечисть.
— Ну, — Лаврушин сделал вид, что нажимает на следующую клавишу.
И нечисть с визгом бросилась прочь, начала забиваться по углам, отпихивая, расшвыривая друг друга.
— Музыкант! — послышался вопль, в котором был ужас.
— Музыкант! — вторили ему вопли, полные отчаянья.
— Сматываемся, — крикнул Лаврушин.
Друзья кинулись в освободившийся проход, выбежали во дворик.
— Кони, — мазнул рукой Степан.
Он попытался красиво, как в фильмах, вскочить на осёдланного чёрного коня. Конь заржал, ударил копытами. Степан шарахнулся в сторону.
— Оставь его! — прикрикнул Лаврушин, с кряканьем отодвигая тяжеленный засов.
Действительно, наездники из детей мегаполиса были никакие, так что и заморачиваться с гордыми животными не стоило.
Они выбежали за ворота и кинулись в овраг. Всё вокруг было против них. Земля скользила. Ставшая жёсткой трава цеплялась за ботинки. Лес пришёл в движение. Деревья махали ветками, будто жалея, что не в силах вырвать корни и шагнуть на тропу. Из чащи разносились чавкающие звуки, в которых сквозило ожидание и ненависть. Внизу серебрилось озеро, и от него исходила самая большая угроза. Над ним метались светлые, страшные силуэты и плыл тонкий зов — он тянул к себе песнями сирен.
Дыхание сбивалось. Сердце готово было вырваться из груди. Наконец, не в силах больше бежать, Лаврушин остановился и упал на колени.
— Не могу, — простонал он.
— Поднимайся. Погоню могут выслать.
— Вряд ли. Нечисть напугана больше нас.
— Куда нам дальше?
— Вперёд по дороге. В лесу нам не выжить.
Лаврушин сам себя пытался убедить в том, что за ними не будет погони. Но был уверен в обратном. Единственно, надеялся, что неразберихи, посеянной в таверне, хватит на некоторое время.
Дорога раздваивалась, петляла, растраивалась. Неожиданно лес кончился. Оборвался, как обрезанный. В свете полной луны открылись посеребрённые поля. Горизонт вздымался вверх чёрными неприютными горами. Космически звёздное небо рассекал готическими стройными линиями сказочный замок с высокими башнями и шпилями.
— Не хочешь попросить приюта? — спросил Лаврушин.
— Что-то неохота.
Друзья остановились, пытаясь прикинуть дальнейшее действия.
И тут ночная тишина наполнилась топотом лошадей, звоном стали, гиканьями. Отовсюду — из-за невидимых глазу укрытий, из-за холмов как по волшебству появлялись всадники, которые казались в лунном неверном свете призраками былых сражений и походов. Зазвенела сталь. Захрипели лошади. Послышались отрывистые команды.
И бежать было некуда. И сил уже не осталось. И выхода не было никакого.
Друзей окружили. Вспыхнули жёлто-красные факелы. Одни всадники держали наготове пики, другие целились в друзей из арбалетов. На грациозном гнедом коне гарцевал их старший — высокий, с прямой выправкой, худой рыцарь в тёмных доспехах. Его пышные светлые напоминали меховую шапку.
— Добро пожаловать, — его голос был звонок. — Мы любим гостей, — он захохотал.
Лаврушин потянулся к «пианино», торчавшему из его кармана.