Сюрпризы-сюрпризы. «Ни часа без сюрпризов» — такой лозунг начертал бы Лаврушин на своём фамильном гербе.
Лицо Чернокнижника на миг изменилось. По нему волной прошла судорога. А потом появилась неуверенность. Но она быстро сменилась торжеством.
— Я тебя не звал, Великий Чак. Ты сам пришёл. Ты сам выбрал погибель. Ты — в ловушке!
— Ваша правда, — ещё раз поклонился Большой Японец.
— Как ты посмел прийти сюда, в запретный для Солнечных Воинов мир? — спросил Чернокнижник. И опять засмеялся. Смеялся победно.
— Очень-очень хотелось.
— Тебе хотелось погибнуть? Ну что ж, Верхние Хозяева Больших Льдов любят души самоубийц!
— Очень хотелось их спасти, — Большой Японец поклонился в сторону Степана и Лаврушина.
— Ты глупее, чем я думал. Их нельзя спасти. Они мои. Моё воинство за порогом готово разорвать их на куски!
— Музыкант. Сам себя спасёт, — продолжая кланяться, заверил Большой Японец.
— Какой это Музыкант? Крыса! Жалкий неудачник! Поздно, — Чернокнижник сделал жест, и послышался скрежещущий вой из десятка тысяч нечеловеческих глоток за стенами замка. — На приступ, мои слуги! На приступ, тёмная рать!
Дракула шагнул к стене и снял висящий рядом на гобелене двуручный меч.
— Так дрался я против полчищ сарацинов! — крикнул граф с отчаянной радостью воина, дождавшегося горячего дельца. Он взмахнул мечом, со свистом рассекая воздух, и устремился на Чернокнижника.
В руке чёрного колдуна возник амулет в форме семиконечной звезды, вспыхнувший ярким пламенем. И противники сошлись в ожесточённой схватке. В их лице в бою сошлись огромные силы, наполняемые из единого источника, название которому — Тьма.
А рвы замка уже волной цунами пересекала нечисть. Мерзкие, жаждущие разрушения создания карабкалась по стенам, сметая защитников — призрачных воинов и солдат из плоти и крови. Рыкали пушки, лязгал металл, скрежетали когти. И витал надо всем этим дикий визг боли, ужаса, торжества — он без труда пробивал толстые стены.
Дракула и Чернокнижник закружились в странном танце, их начал окутывать светящийся белый кокон.
— Давно-давно они хотели драться, — пояснил Большой Японец, на лице которого не было и намёка на беспокойство. — И дерутся наконец.
В окна грудью бились огромные чернильно-чёрные птицы, заслонявшие звёзды и разрубающие крыльями большой серебряный диск полной Луны. Их клювы долбили по крепкому стеклу, от чего по нему начала расползаться паутина трещин.
— Я вас отсюда не возьму, — сообщил Большой Китаец. — Силы нет.
— Мы погибнем! — воскликнул Лаврушин.
Этот крик души слишком часто вырывался у него последние дни.
— Сила есть, — японец не уставал кланяться. — Не у меня. У тебя. Ты имеешь инструмент. Ты прошёл испытания. Ты играй.
— Нет! Я не умею!
— Иначе умрём. Плохо умрём. Мне без вас тоже не уйти. Я в ловушке. Это холодный мир.
— Холодный мир?
— Воин солнца не должен сюда лезть. Кто влез — не уйдёт. Совсем не уйдёт.
— Почему?
— Холодный мир хранят семьсот ифритов и восемнадцать чёрных птиц Тота. Они пропускают сюда всех, но не выпускают никого. Только Музыкант может открыть здесь ворота.
Стекло треснуло. Осыпалось. И в зал ворвался поток чёрных птиц.
Они закружились — осознанно, слаженно, едино. Казалось, будто под сводчатым потолком ворочается мельничное колесо. И оно спускалось всё ниже.
Защитники замка не выдержали напора нескончаемых полчищ. Враги преодолели силы заклятий и сталь мечей защитников. Нечисть с рёвом и визгом перевалила стены, хлынула во дворы, покатилась по коридору, погибая сотнями, но в порыве злобы останавливаясь лишь для того, чтобы рвать когтями и зубами трупы — неважно, своих или чужих.
И вот тяжёлые топоры уже впиваются в толстые, окованные медью и железом двери обеденного зала!
Первый натиск двери выдержали. Но напор не ослабевал. По ним колотили с нечеловеческой силой. И вот уже топор пробил в дереве первую дырку. Теперь оставалось недолго ждать, пока дыери разлетятся в щепки, и завоеватели ворвутся сюда.
Птичье колесо продолжало снижаться. Оно теперь было над головами, так что приходилось пригибаться. Хлопанье крыльев оглушало. Птиц было несметное количество. Ещё немного, и это страшное колесо обоймёт людей. И тогда…
— Изыдите, крылатые и клювастые! — закричал Большой Японец.
Он вскинул руки. И круг стал терять устойчивость. Теперь птицы двигались не так слаженно.
— Из тьмы пришли, во тьму уйдёте! — изрёк Большой Японец торжествующе.
Круг начал подниматься.