И пары кружились в центре зала в странном, каком-то скованном, но всё равно красивом танце. Кружились прекрасные дамы с высокими причёсками, в длинных, шитых золотом и серебром, платьях. Кружились их кавалеры.
Более пёструю публику трудно было себе представить. Здесь присутствовали и подтянутые молодые люди в мундирах с эполетами и аксельбантами, и военные в форме времён второй мировой войны. На паре человек вообще были комбинезоны, которые лучше подошли бы для космических просторов.
Звенели бокалы. Лилось вино. Слышался весёлый смех и шутки.
На возникших изниоткуда в уголке огромного зала друзей обратили до обидного мало внимания. Люди просто раздвинулись, кто-то вежливо поклонился им, кто-то сказал «Добро пожаловать». Оркестр грянул весёлую мелодию.
Подскочил слуга в красной ливрее с золотыми вензелями.
— Рады приветствовать вас, господа, — он поклонился. — Я распорядитель. Ужин? Вино? Ваш заказ?
— А мы где? — спросил Лаврушин.
— Как где? — с лёгким недоумением, переходящим в тяжёлые подозрения, спросил распорядитель.
— Что это за мир? — плюнув на всё, попёр напролом Лаврушин.
— Это Цитадель, — холодно произнёс распорядитель. И тут его взгляд упал на «пианино». Он начал бледнеть, потом краснеть, наконец, нашёл в себе силы низко поклониться и произнести: — Извините. Я должен был понять сразу. Ещё раз простите. Конечно…
Он был смущён, растерян.
— Пожалуйте, — он поклонился и указал рукой перед собой.
Лаврушин пожал плечами. Возражать смысла не было.
Они прошли через зал. Некоторые, кто видел «пианино», видимо, знали, что это за штука, и их реакция не заставляла себя долго ждать — лица вытягивались, дамские ладони тянулись к воротам платьев или сердцам, губы что-то шептали.
За дверьми начиналась длинная анфилада комнат, обставленных старинной мебелью разных эпох. Прямо Эрмитаж — тем более украшенные росписями стены плотно увешаны картинами в золочёных рамах. Солдаты в красных камзолах, перепоясанные кожаными ремнями, разводили перекрещенные алебарды и распахивали двустворчатые массивные двери. На плечах служивых висели вполне современные автоматы.
Путь закончился в квадратной просторной комнате, где по углам на карауле стояло восемь человек, а один, судя по всему, старший, сидел за столом с золотыми кривыми ножками и водил гусиным пером по гроссбуху.
— Срочный доклад Светлому Князю Властимиру, — молвил распорядитель, останавливаясь перед столом.
Старший поднял глаза, недоумённо осмотрел пришедших, при виде «пианино» стандартно побледнел, засуетился, пробежал в соседнее помещение, вернулся через минуту и кивнул:
— Ждут!
Следующий зал сильно уступал по размерам бальному, но тоже был достаточно просторен и вычурен — золото, зеркала, росписи по потолку с видами сражений древности. В центре стоял длинный и широкий стол. На нём прочно утвердился беспорядок — валялись военные карты, бумаги, стояли два компьютера с метровыми жидкокристаллическими дисплеями. В углу матово светился телеэкран метра три по диагонали.
Во главе стола сидел благородный белобородый человек огромного роста, косая сажень в плечах. На нём была горностаевая мантия. Его мудрый взор видел всё. Помимо проницательности в его глазах была доброта. И понимание. Это и был Светлый Князь Властимир.
На стульях с высокими резными спинками и кривыми ножками устроилось ещё человек двадцать — сборище не менее странное, чем на балу: люди в защитных комбезах и в кольчугах, в переливающихся доспехах и непонятных одеждах. Их роднило одно — принадлежность к ратному делу.
— Музыкант, — торжественно изрёк распорядитель, пропуская друзей в зал.
После этих слов повисла такая тишина, что, казалось, она не нарушается даже стуком сердец и дыханием.
Среди присутствующих Лаврушин заметил двоих знакомых. Это был Конан, не расстававшийся со своим мечом, опиравшийся о него, как о посох. И человек в синем плаще — Дункан. Похоже, они наваляли в Москве и рокерам, и собакам с их хозяином, да ещё и вырвались целыми-невредимыми. Отрадно.
Светлый Князь захлопал в ладоши. Остальные тоже зааплодировали.
Лаврушин поёжился. Он терпеть не мог находиться в центре внимания. И совсем худо, когда непонятно, с каких таких заслуг ты угодил в этот самый эпицентр внимания.
— Займите свои места, — властно произнёс Светлый Князь.
Три стула были свободны. Друзья заняли два из них. И Лаврушин неожиданно ощутил, что нашёл своё место. Именно этот неудобный стул предназначался для него. И удостоится его для простого смертного ох как нелегко.