- «Олд Спайс», - жарко произнесла она. - Это одеколон для настоящих мужчин. Я вся твоя.
- Духи «Импульс», - восторженно заголосил атлет, и выдернул из кадки цветок, другой рукой придерживая полуобморочную даму. - Я реагирую на «Импульс».
- Тоже припадочный, - сказал Степан, когда двери лифта закрылись.
Остальные «манекены» сохраняли каменные лица.
Друзья с каждым отелем забирались все выше и выше. Их просторный трехкомнатный люксовский номер находился на тридцатом этаже.
Они вышли на балкон. День был летний, ласково-солнечный, без жары, но и без холодных порывов. Бесконечный город уходил за горизонт и терялся в неведомых далях.
- Мегаполис, - сказал Лаврушин.
- Страна рекламы бескрайняя и не имеющая границ, - горько усмехнулся Степан.
В дверь номера по-хозяйски забарабанили.
- Кто там еще? - недовольно произнес Лаврушин.
Он открыл дверь. И увидел мужчину с угрожающе-требовательным лицом.
- Вы знаете, что за удовольствия надо платить? - осведомился он. Его рука выразительно тяжелела в кармане хрустящего белого халата.
- А? - Лаврушин невольно отступил, ожидая худшего. Внутри у него все нервно подвело.
- Еда - это удовольствие, - прорычал гость. - После нее нарушается кислотно-щелочной баланс во рту. А это опасность кариеса.
Он молча уставился на Лаврушина, ожидая, что тот скажет в ответ.
- Ну? - вопросительно буркнул Лаврушин.
- Вам кажется, что от кариеса не убережешься. Но, - мужчина залучился ослепительной улыбкой и выкинул из кармана руку, в которой сжимал пачку жвачки, - сегодня мы имеем «Орбит» с ксилитом.
- До свиданья, - из-за спины Лаврушина выступил Степан и захлопнул дверь.
***
Здесь они задержались аж на три дня. К «пианино» Лаврушин не прикасался. Денег на жизнь было выше крыши.
Вокруг царил сюр. Все аборигены были довольны - кто «вискасом», кто «тампаксом», кто «марсом» и «кока-колой». Они жили достаточно напряженно - ни одной свободной минуты. Неутомимо кому-то что-то предлагали, что-то демонстрировали, что-то выкрикивали, в чем-то убеждали профессионально поставленными голосами. И при этом все белозубо улыбались. Это была страна улыбающихся дебилов, рай потребителей, людей, которым не нужно ничего, кроме шмоток, техники, косметики. И это были дисциплинированные люди. Они старательно владели «сони» и неутомимо чистили зубы рекламируемыми пастами, изводили французское мыло «Камель натюрель» тоннами и без устали вкладывали деньги в инвестиционные компании.
Время от времени Лаврушин тянулся к «пианино», но тут же, будто обжегшись отдергивал руку:
- Не могу.
Свободного времени была тьма. Друзья путешествовали по городу. Заходили в магазинчики на Памперс-проезде и в офисы на проспекте имени Пятилетия банка Империал, смотрели, часто не веря своим глазам, на причудливую суматоху.
...Магазин электроники. Продавец вцепляется в покупателя.
- Купите «Тошибу»!
- Но на нем же ничего не видно.
- Правильно. Он работает без перерыва уже девять лет, и просто надо стереть пыль с экрана.
Соскребает толстенный слой пыли с ЖК-экрана, за которым скрывается чистое изображение.
- Беру, - кричит покупатель.
...В универмаге на Степана кидается женщина с криком:
- Вы покупаете стиральную машину «Бош»?!
- Нет, не покупаю, - пытается возразить Степан, но хватка у женщины не по-женски железная.
- Вы купите ее! И каким порошком вы будете пользоваться?
- Зубным.
- Ах, нет. Только «Ариэль»...
- Мама! - восклицает рядом перепуганная девица, держа за рукав женщину. - Ты пользуешься этим моющим средством?!
- Да, дочка. А как может быть иначе?
- Но ведь «Фэри» требуется в два раза меньше!
- Правда? - пораженная мама застывает. - Но ведь так не бывает.
- Бывает, - расплывается в счастливой улыбке девица. - Даже я с этим средством стала экономной.
- Не верю!
- Давай поспорим на твою норковую шубу. Проведем эксперимент.
- Давай проведем эксперимент. Если это правда, шуба того стоит...
- Только в нашем магазине праздничные скидки на зимнюю одежду в сто двадцать процентов!..
В номере отеля тоже покоя не было. Сутра до вечера в дверь стучали, предлагали сотовую связь, компьютеры, мыло и прокладки.
Стук-стук. Две десятиклассницы на пороге - одна страшная как смертный грех, с бугрящимся лицом, другая - очень даже ничего. Та, которая ничего, восторженно орет:
- У меня раньше были прыщи.