Оказалось, что дело двигалось к ночи. Тьма быстро сгущалась. И росло ощущение чужого присутствия.
- Тебе не кажется, что ветви шевелятся? И не от ветра, - остановившись, перевел дух Степан.
- Кажется.
Действительно, ветки ходили как живые, а кусты чересчур настырно цеплялись за брюки. Колючки впивались когтями.
- Но этого не может быть!
- Еще мне кажется, что они хотят ухватить нас.
- Деревья никого не хватают! - воскликнул Степан, будто надеясь, что Лаврушин подтвердит эту еще недавно незыблемую аксиому.
- Мы не знаем, что это за деревья. И что это за лес. Мы ничего не знаем.
Откуда-то издалека донесся протяжный полувой, полупесня, от чего по коже побежали мурашки. С другой стороны леса откликнулись таким же криком. Их поддержал третий голос.
- Чертовщина!
- Степан, если мы до ночи не выберемся, нам конец.
Им везло. Через несколько минут они выбрались на утоптанную тропинку. Потом - на петляющую проселочную дорогу. Когда они оттуда выходили на мощеную дорогу, из чащи вновь послышался отдаленный вой. На этот раз в нем сквозило разочарование.
- Дорога хоженая, - удовлетворением отметил Степан.
- И езженая. Вон следы от коляски или телеги.
- Слышишь? - Степан поднял ладонь.
Донесся отдаленный топот копыт. Он приближался. Из-за поворота показался всадник.
- Батюшки святы, - прошептал Лаврушин.
Черный огромный конь с золотой гривой копытом высек из камня на дороге искру. Всадник в развевающемся черном, с серебряным подбоем плаще, в доспехах и в высоком шлеме, закрывавшем верхнюю половину лица, возносился незыблемой громадой в седле.
- Расступись! - прокаркал он на несколько странном, но почти английском языке.
Друзья едва успели отскочить, чтобы не попасть под копыта. Всадник скрылся за поворотом.
- Вот болван, - в сердцах воскликнул Степан.
Постепенно лес редел, - это говорило о том, что чаща заканчивается, приближаются обжитые места. А обжитые места - это как раз то, что нужно одиноким путникам. Потому как окружающий мир быстро погружался во тьму.
- Хоть бы какое жилье человеческое, - вздохнул Степан.
- Видишь, огни...
Вскоре дорога упала в овраг, а затем взобралась на холм. Друзья ткнулись в ворота, на которых тускло и сиротливо горела масляная лампа. Она освещала болтающуюся под порывами ветра, прикрепленную к шесту вывеску с перекрещенными вилкой и мечом. Надпись гласила – «Таверна у Сухой Речки».
- Как думаешь, нас здесь ждут? - осведомился Лаврушин.
- Сами скажут, - Степан заколотил металлическим кольцом по воротам.
- Кого несет в неурочный час? - послышался из-за ворот утробный рык.
- Мы путники, - крикнул Степан.
- Все вы тут путники.
- Из леса.
Там секунду думали. Потом калитка в воротах со скрипом отворилась. За ней был звероподобный, с длинными руками, в рубахе до колен, грубых холщовых штанах и ботфортах чудовищный урод. Его верхняя губа заворачивалась, обнажая острые клыки. Глаза как щелочки, а носа вообще почти не было, если, конечно, не счесть за нос крошечную бугристую загогулину. Плечо его оттягивала огромная, под стать двухметровому росту хозяина, сучковатая дубина.
- Из леса с добром не ходят, - сказал привратник. - Покажь деньги.
Лаврушин вытащил мелочь, которую им давали на сдачу в Ла-Бананосе и в Москве.
- Ага, - глаза у привратника алчно загорелись. Он с нарочитым дружелюбием нараспев заголосил: - Проходи, путник. Ешь-пей, меди не жалей.
За забором простирался обширный, освещенный факелами двор. Земля на нем была облагорожена коровьими и лошадиными лепешками. Сами лошади фыркали в стойлах и у коновязи. Среди них можно было разглядеть двух огромных, черных золотогривых коней, и несколько совершенно никчемных жалких кляч, едва таскающих по свету свои костлявые тела.
На пороге просторного помещения с низким потолком, поддерживавшимся широкими закопченными балками, друзья застыли, не в силах поверить, что все это с ними на самом деле. В углу в камине потрескивал вполне мирно и по-домашнему огонь. И на многочисленных лавках за столиками вполне по-домашнему расположились такие субъекты! Босх бы сдох от зависти и порвал бы в отчаянии все свои полотна, доведись ему взглянуть на это сборище хоть краем глаза.
- А ты уверен, что в лесу нам бы хуже было? - прошептал Степан.
- Теперь не знаю, - Лаврушин передернул плечами.
К ним подскочил горбун ростом чуть больше среднестатистического карлика. Нос его болтался где-то на нижней губе, притом существовал он сам по себе, не особенно считаясь с хозяином. В руках горбун сжимал два кувшина с резко пахнущим содержимым.