- Давно-давно они хотели драться, - пояснил Большой Японец, на лице которого не было и намека на беспокойство. - И дерутся наконец.
В окна грудью бились огромные чернильно-черные птицы, заслонявшие звезды и разрубающие крыльями большой серебряный диск полной Луны. Их клювы долбили по крепкому стеклу, от чего по нему начала расползаться паутина трещин.
- Я вас отсюда не возьму, - сообщил Большой Китаец. - Силы нет.
- Мы погибнем! - воскликнул Лаврушин.
Этот крик души слишком часто вырывался у него последние дни.
- Сила есть, - японец не уставал кланяться. - Не у меня. У тебя. Ты имеешь инструмент. Ты прошел испытания. Ты играй.
- Нет! Я не умею!
- Иначе умрем. Плохо умрем. Мне без вас тоже не уйти. Я в ловушке. Это холодный мир.
- Холодный мир?
- Воин солнца не должен сюда лезть. Кто влез - не уйдет. Совсем не уйдет.
- Почему?
- Холодный мир хранят семьсот ифритов и восемнадцать черных птиц Тота. Они пропускают сюда всех, но не выпускают никого. Только Музыкант может открыть здесь ворота.
Стекло треснуло. Осыпалось. И в зал ворвался поток черных птиц.
Они закружились - осознанно, слаженно, едино. Казалось, будто под сводчатым потолком ворочается мельничное колесо. И оно спускалось все ниже.
Защитники замка не выдержали напора нескончаемых полчищ. Враги преодолели силы заклятий и сталь мечей защитников. Нечисть с ревом и визгом перевалила стены, хлынула во дворы, покатилась по коридору, погибая сотнями, но в порыве злобы останавливаясь лишь для того, чтобы рвать когтями и зубами трупы - неважно, своих или чужих.
И вот тяжелые топоры уже впиваются в толстые, окованные медью и железом двери обеденного зала!
Первый натиск двери выдержали. Но напор не ослабевал. По ним колотили с нечеловеческой силой. И вот уже топор пробил в дереве первую дырку. Теперь оставалось недолго ждать, пока дыери разлетятся в щепки, и завоеватели ворвутся сюда.
Птичье колесо продолжало снижаться. Оно теперь было над головами, так что приходилось пригибаться. Хлопанье крыльев оглушало. Птиц было несметное количество. Еще немного, и это страшное колесо обоймет людей. И тогда...
- Изыдите, крылатые и клювастые! - закричал Большой Японец.
Он вскинул руки. И круг стал терять устойчивость. Теперь птицы двигались не так слаженно.
- Из тьмы пришли, во тьму уйдете! - изрек Большой Японец торжествующе.
Круг начал подниматься.
Но ненадолго.
- Я не сдержу его долго, - сдавленно произнес Большой Японец, когда птицы снова начали снижаться.
- Что делать? - на грани истерики крикнул Лаврушин.
- Играй! - приказал Большой Японец.
- Я не могу!
- Можешь играть! Играй, играй.
Лаврушин провел пальцами по клавишам. Нажал на одну, опасаясь, что мир разлетится.
Но «пианино» молчало.
Он нажал на клавишу еще раз.
Снова молчание.
- Испортилась! - воскликнул Лаврушин.
- Играй, - Большой Японец стоял, подняв руки, и был напряжен, как атлант, держащий небо. Он пока еще сдерживал птиц.
Брешь в двери стала больше. В нее просунулась волосатая лапа, по размерам больше походящая на слоновью ногу, и зашарила в поисках засова.
Лаврушин снова нажал на клавишу.
- Ничего!
- Из тишины рождается все! - крикнул Большой Японец. – «Пианино» слушает тебя. Давай!
Он не выдержал, рухнул на колени, согнулся, и круг начал опускаться все быстрее. Волосы ерошил воздух от хлопающих крыльев.
Степан вскрикнул. Когти птицы проехались по его щеке и легко вспороли кожу.
Лаврушин нажал на клавишу.
Дверь вылетела. Орда неописуемых уродов ворвалась в зал. Они торжествующе и алчно взревели.
Лаврушин вдруг уверенно пробежал по клавишам.
И зазвучал хрустальный, чистый звук.
Лаврушину наступил еще в детстве медведь на ухо. Он умел немножко брать три аккорда на гитаре и петь неуверенным голосом туристские песни, но только те, которые не требовали даже минимума слуха.
Но сейчас в нем жила прекрасная музыка. Она истекала из глубин его души, она проходила через пальцы и входила в «пианино», которое выпускало ее наружу.
И вместе с этой варварской мелодией проникали в мир силы, вспарывавшие время и пространство, буравящие перегородки между Вселенными.
Чернокнижник был уверен, что попавший в Мир Холода не вырвется никогда. Прав ли он?
Кокон вокруг Чернокнижника и Дракулы распался. Граф согнулся, опершись о меч. Чернокнижник стоял, раскачиваясь и подвывая, как зверь. Он был обессилен.
- А-а-а! - злобно взвыл он, услышав музыку иных миров.
И твари, его слуги, взвыли, как от боли.
И распался птичий круг.
В центре зала возник провал, переливающийся радугой.