— Подходящее место для оборотня? — спросила Сима, оглядываясь.
— Только его здесь пока не было, — ответила я, — Видишь, гуляют собаки? Если бы он здесь наследил, ни один друг человека сюда бы лапой не ступил. Почуяли бы и испугались.
Мы свернули на узкую асфальтовую дорожку, уходившую наискосок в кусты. Сквер только на первый взгляд казался лесной чащобой. Стоило пройти метров пятьсот, за деревьями уже замелькали пятиэтажные дома с оштукатуренными стенами бледно-розового цвета и белой лепниной вокруг окон. На квадратной асфальтированной площадке, обложенной бордюром, виднелся искомый бар. Это был одноэтажный дом, изображавший избушку с двухскатной черепичной крышей и большими окнами-витринами. Вокруг росли редкие рябинки, усыпанные кистями алых ягод. Среди них разгуливала девчонка в красном плащике с капюшоном. У нее были короткие, но буйные рыжие волосы, нос картошкой, усыпанный веснушками, и карие глазки-бусинки. Девчонка была занята игрой, которую в старых фильмах любили мальчишки. Длинной палочкой она гоняла по дорожке железный обод от колеса взрослого велосипеда. Когда мы вышли из сквера, девочка как раз увлеченно катила обод нам навстречу. Она сильно разогналась и набрала такие обороты, что колесо умчалось вперед, громыхая по асфальту.
— Эй, осторожнее! — крикнула я, но было уже поздно.
Тяжелый железный обод налетел на меня и сбил с ног. А следом, споткнувшись о мои ступни, на меня грохнулась девчонка. И запищала так, что заболели уши. Я схватила малявку за плечики, оторвала от себя и потрясла.
— Деточка! Смотреть надо по сторонам! — я поднялась, продолжая держать ее и сверлить разгневанным взглядом.
Девчонка вытаращила на меня свои маленькие блестящие глазки и завизжала во всю глотку.
— Мама! Мама! — позвала она.
Голос был, как велосипедный звонок, барабанные перепонки у меня приготовились лопнуть. На этот вопль стеклянные двери бара открылись, и на его веранду вышла девица чуть старше меня в джинсовой мини-юбке и облегающем джемпере, с копной таких же буйных, но крашеных в черный цвет волос. Девчонка задрыгала ногами, забившись в моих руках.
— Мама! Тетка ругачая набросилась на меня! — по ее щекам градом побежали слезы, — Я играю, никого не трогаю, а она…
— Да что ж такое? — девица опрометью бросилась вниз по ступенькам веранды.
Ее лицо заполыхало праведным гневом. Я приготовилась к худшему. Сима рядом со мной напряглась.
— Мама! — заверещала девчонка еще громче, хотя это было в принципе невозможно.
Девица, оказавшаяся матерью, схватила мелкую за капюшончик и выдрала у меня из рук.
— Машка-зараза! — рявкнула она, — Сколько раз тебе говорить: не груби посторонним людям на улице! Смотри под ноги! Не гоняй эту гадость! Ты же девочка!
— Ну, ма-а! — слезы из глаз девчонки брызнули фонтаном, как у циркового клоуна.
— Что ма? — взревела девица, поставила ее на дорожку и толкнула в сторону бара, — Прочь с глаз моих. Сколько можно меня позорить?
— Ну, ма! — жалобно проблеяла девчонка на невыносимой козлиной ноте.
Девица энергично ткнула пальцем в стеклянные двери.
— Иди и поставь себя в угол!
— Ну, ма-а!
Продолжая пронзительно завывать, девчушка побрела под черепичную крышу бара. Ее маман повернулась к нам и драматически всплеснула руками.
— Ох, простите ради бога! — она развела руки, потом опустила и звонко хлопнула себя по бедрам, — Не знаю, что с ней делать! Я уж ее и пороть пробовала, не помогает. Одно слово — безотцовщина. Ой, вы испачкались, — она заметила на моем боку грязное пятно от приземления на дорожку и принялась меня отряхивать, — Ох, да что ж такое?
Глядя на ее суматошные старания, и мое обалдевшее лицо, Сима начала хохотать. Потом я. Потом и девица.
— Ну, что мне делать? — горестно вопросила она, отсмеявшись, — Может, налить вам рюмочку за моральный ущерб?
— Да мы не пьем, — улыбнулась я, — А вот информация нужна.
Со свидетелями часто везет. Только везение бывает специфическим. Рита оказалась из тех женщин, у которых спросишь, как пройти в библиотеку, а они тебе всю свою жизнь расскажут с выражением.
— Я в легком офигении, — доложила она, усадив нас на высокие стулья и встав за стойку; посетителей с утра еще не было, в зале уборщица протирала тряпкой столы, рыдающая Маша, к моей радости, удалилась во внутренние покои, — Жила себе в Октябрьске, это сорок километров по железной дороге, в ус не дула. И вдруг тетка, отцова сестра, берет, умирает и все оставляет мне. Бар вот этот, деньги на книжке, как в кино, блин! Я ее видела-то раз в год по большим праздникам. Теть Валя, она была неконтактная. Ни с папкой не зналась, ни с кем. У нее, конечно, кроме меня родни не было — это да. На все равно, я в легком офигении.
Она поставила перед нами высокие стаканы с густой розовой жидкостью.
— Коктейль клубничный безалкогольный. За счет фирмы.
— Мы заплатим, — возразила Сима, всемирно известная своей честностью и деликатностью.
— А, бросьте! — махнула Рита, — Бар, это, конечно, круто. Но я ж никогда этим не занималась, вы поймите! И вдруг такое наследство. С довеском, конечно. Баба Зоя, матушка папина и теть Валина. За сквером дома знаете?
Мы кивнули, Рита вздохнула.
— Там живет, переезжать ни в какую не хочет. Уж я ее и так уламывала, и этак. Ба, говорю, давай ты с нами будешь, так лучше. "Ты, — говорит, — мою квартиру продашь, а меня на старости лет на улицу выгонишь". Ведьма старая достала! Вот таскаюсь к ней по выходным, а Машка каждый день бегает.
— Не боишься отпускать? — спросила я, — Лет-то ей сколько?
— Она с виду мелкая, но ей уже двенадцать, — похвасталась Рита, — Грехи молодости. Отца ее давно и след простыл, м-да. Я, может, как в себя приду, все это продам и уеду обратно в Октябрьск, работу снова там найду. И на бабку не посмотрю, — она решительно хлопнула ладонью по стойке и спохватилась, — Вы ж хотели что-то узнать?
— У нас друг тут жил. Уехал и не оставил координат. Вроде он сюда часто ходил, — я показала Рите одиночный снимок Волкодава, нашедшийся в альбоме.
— Да каждый вечер! — заявила Рита, поглядев на фото, и хитро прищурилась, — Хахаль что ли?
— Её, — я показала глазами на Симу, она возмущенно вскинулась, но промолчала.
— Староват для такой девочки. Плюнь ты на него, — посоветовала Рита, — Он все в углу у стойки сидел, помалкивал и читал. Записки какие-то в тетрадке толстой. Чудной. Заказывал, бывало, виски стакана два и долго тянул. Не то, что некоторые хрюконавты. С этой точки зрения претензий к нему не имею.
— А позавчера вечером был? — спросила я о дате исчезновения Волкодава.
— Да, конечно, — кивнула Рита, — Но с тех пор пока не появлялся.
— А что он делал в позавчерашний вечер, помнишь? — спросила я.
Рита пожала плечами.
— Все, как всегда. Пил, читал, молчал. Я разговаривала с парнем одним. Он симпатичный, часто приходит. От него жена гуляет, — Рита сочувственно вздохнула, — Потом глянула, а на стойке только стакан недопитый, а мужичка уж нет. Такого раньше не было, виски он допивал.
Мы с Симой обменялись взглядами.
— Может, к нему кто-то подошел? — спросила Сима.
Рита призадумалась, на ее лицо набежала тень, но погостила недолго, не устояв перед кипучей жизненной энергией.
— Все входили, выходили, народу вечером бывает много. Был человек посторонний, незнакомый. Тоже какой-то нелюдимый, мне показалось. Но он даже заказывать ничего не стал, сразу вдруг ушел. Я потому его, собственно, и запомнила.
— Как выглядел? — спросила я.
— Высокий брюнет, куртка кожаная, джинсы — одет, как все. Больше не помню ничего, — Рита развела руками.
— Это был он. Матерый старый оборотень. Пришел за Чернолесским, — сказала я.
Мы вышли на веранду, я вздохнула с облегчением. Рита славная дамочка, но ее слишком много.
— Может, просто случайный человек, — с сомнением откликнулась Сима, — Рита очень эмоциональна, она много преувеличивает. А сами мы его не видели.