— Там, на полочке, — крикнула соседка, — Володя, иди покажи. А вы, значит, из самой Москвы? Тут вам непривычно, да?
— В детстве я жила в сельском доме, — почему-то рассказала я, — Но потом мы много переезжали. Майя Федоровна, а почему вы после заката не выходите?
— Дык безобразничают мальчишки, — развела руками старушка, — Отбилися от рук. Как вечер, так давай на своих мотоциклах: дрын-дрын-дрын.
— Из-за них, значит?
В словах старой женщины тоже было что-то настораживающе неубедительное, как в том, что говорила с утра Нина Евгеньевна.
— Из-за них, архаровцев. Вон внучка моя старшая, Леночка, по глупости тоже с этой компанией связалась, из дома ушла, — взгляд старушки погас, — Теперь как стемнеет, все под окнами ходит. Ты, доча, дверку-то им не открывай. Даже если вежливо просить будут.
— Она знает, — в дверном проеме появилась Нина Евгеньевна, — Ну, мы готовы.
Вообще-то я не знала. Я ни черта не знала, что тут происходит. Но уже поняла, что ни от кого ничего не добьюсь.
День прошел на удивление приятно. Светило теплое солнце, мы собирали яблоки в саду при помощи занятного самодельного приспособления. На длинную палку от граблей была надета пластиковая бутылка, обрезанная по краю зубцами. Ею можно было легко снять и положить в эту зубчатую чашку любые высоко растущие плоды. Те, что росли слишком высоко, Володя с азартом стрясал на землю. Деревенские труды мне понравились. Думаю, мне вообще понравилось бы жить в том доме, который у нас был до того, как от нас ушел отец.
Ближе к вечеру, когда мы закончили с яблоками, вернулась Дина. Баба Майя повела Нину Евгеньевну в погреб за сливовым компотом, а Володя меня на кухню пить чай.
— Ну, как битва за урожай? — солнечно улыбаясь, поинтересовалась моя сестра, просочившись в кухню, где я сидела за столом, а Володя кипятил на плите чайник.
— А как там на кладбище? — в свою очередь как можно язвительнее осведомилась я.
— Порядок. Там все умерли, — весело поведала Дина и, не дожидаясь приглашения, уселась к столу, — Так тут чай дают?
— Тем, кто работал, — уперев руки в бока, заявил Володя.
— А тем, кто за мной в душе подглядывал, знаешь, чё дают? — спросила Дина.
Володю, как ветром, из кухни сдуло. Мы засмеялись, чуть ли не в первый раз за всю поездку. Победно потерев руки, Дина уселась за стол и по-хозяйски потянулась к розетке с вареньем и порезанным ломтям белого хлеба.
— Ну, ты в своем репертуаре, — наблюдая за ней, сказала я.
— Ваша хозяйка пошла к себе. Сказала, раз Дина Валентиновна пришла, то попейте чаю, а уж потом возвращайтесь, — пропищал Володя из-за двери в сени.
— Ладно, не бойся, — фыркнула Дина, — Матрос салагу не обидит.
Володя прокрался назад в кухню. Он разлил по чашкам из сервиза чай и услужливо поставил одну перед Диной. На улице смеркалось. Сумерки скапливались под деревьями, окружали кусты сирени, растущие у забора в палисаднике бабы Майи, крались вдоль низкого заборчика, за которым находился огород.
— Солнце садится, — грустно проговорил Володя, глядя в окно.
— Да уж село, — входя из сеней, сказала его бабушка, — Вона темнеет.
— Нам тогда пора, — приподнимаясь из-за стола сказала Дина.
— Да куда уж, — возразила старушка, — Оставайтесь-ка ночевать. Евгеньевна с Андреем поймут, что вы здеся, волноваться не станут.
— А зачем сразу ночевать? — я подошла к окну и поглядела на соседний дом, находившийся сразу за садом и огородом, — Тут двести метров пройти.
— Оставайтесь, оставайтесь, — суетливо проговорила баба Майя, — Я вас устрою с удобствами, как могу. У мене софа разборная широкая есть. Одну-то ночку переспать самое оно.
— Да, оставайтесь, — тихо проговорил Володя, — Пойду одеяло вам мамино из шкапа достану.
— С удобствами! — бушевала Дина в выделенной нам маленькой горенке, — Деревня, блин! Главное удобство это телек.
— Один вечер без него переживешь, — вздохнула я, — А хочешь, иди к бабушке посмотри какую-нибудь «Кармелиту». Или новости.
— Хреновости, — проворчала Дина, громко плюхнувшись на подушку.
— На, возьми, — я достала из кармана куртки свой плейер с наушниками, — Послушай радио. Только не подпевай громко.
— Слушаюсь, товарищ генерал. А ты куда? — встрепенулась она, увидев, что я иду к двери.
— На кухню, воды попить.
Был еще только десятый час, но в конце августа темнеть стало раньше, и было ощущение, что уже поздно. В кухне горел свет. Войдя, я увидела, что Володя моет посуду, вытирает и расставляет по местам в буфет.
— Днем времени нет, — степенно объяснил он.
— Ты хозяйственный мужчина, — с одобрением заметила я.
— Повезет кому-то, — серьезно заявил Володя, и его рука с намыленной губкой замерла.
За окном в темноте послышался шорох. Чьи-то шаги приблизились к двери. Володя отложил губку, тарелку и отступил от мойки к столу.
— Кто это пришел? — спросила я.
Володя не ответил. В дверь постучали.
— Баба Майя. Бабушка! — позвал молоденький женский голос.
Володю передернуло.
— Баба Майя спит, — хрипло ответил он.
— А, Володечка, — обрадовалась девушка на улице, — Это я, сестра твоя, пришла. Впусти меня, пожалуйста.
— Нет, — почти шепотом сказал Володя и сел на лавку между столом и стеной.
Я в удивлении смотрела на него, но мальчик немигающим взглядом уставился в темный квадрат окна.
— Ну, как же так? — жалобно спросили под окном, — Открой, Вовочка. Я хочу домой.
Володя затрясся, как в ознобе.
— Нет.
— Открой. Открой! — голос из темноты уже был злым, а не жалобным.
Володя выглядел беспомощным. Его глаза наполнились слезами.
— Лена, уходи. Уходи, пожалуйста, — всхлипнул он, — Бабушка не велела тебя впускать.
— А ты ее не слушай, ты же уже взрослый, — ласково пропели под окном, — Открой дверь.
Володя замотал головой и зажал уши ладонями.
— Володенька, я ж тебя зубами загрызу, — насмешливо хихикнула девушка за дверью, — Открой кому говорят!
Смотреть на Володю было невыносимо. Он бы белым, как полотно. Не понятно, почему, но было видно, что он безумно напуган появлением старшей сестры.
— Давай я пойду и скажу ей, чтобы угомонилась, — предложила я и шагнула к двери.
— Стой, — сначала мне показалось, что это говорит мама, до того похожим оказался Динин голос.
И сама она, появившись в кухне, была вылитая мама. Такая же суровая и решительная, как наша Зинаида Дмитриевна.
— Лучше я выйду и потолкую с ней о нашем, о девичьем, — сухо промолвила Дина и вопросительно взглянула на Володю.
Она была полностью одета, и мне показалось, что под стеганкой у нее что-то спрятано. Володя поднял на Дину глаза. На лице мальчика отразилось какое-то недоступное мне понимание, взгляд его остекленел, но он отрывисто кивнул головой.
— Сиди здесь, — Дина строго взглянула на меня и вышла в сад, плотно прикрыв за собой дверь.
Установилась тишина. Володя сжался на лавке, обхватив колени руками. Я непроизвольно подвинулась к нему и обхватила за плечи. Мальчики его возраста обычно не восторге от нежностей со стороны взрослых, но Володя не двинулся с места, а сам приник головой к моему плечу. Я не могла понять отчего, но мне тоже было плохо. Воздух вокруг стал тяжелым и душным. Он вязким медом тек в легкие, затрудняя дыхание. Мы с Володей сидели, прижавшись друг к другу, и не могли вымолвить ни слова.
Дина вернулась минут через сорок еще более мрачная и строгая, с бледным лицом и горящими глазами. Володя судорожно встрепенулся и во все глаза воззрился на нее.
— Иди спать, — сказала ему Дина, остановившись у двери и засунув руки в карманы, — Она больше не придет.
Володя опустил голову, покивал и побрел в сени, в раз забыв о нашем существовании.
— И мы пойдем, — распорядилась Дина, и я молча послушалась.
В голове теснилось множество вопросов, но мне не хотелось их задавать.
Едва стало светать, Дина растолкала меня.
— Сваливаем.
Мне показалось, она не хочет встречаться ни с Володей, ни с бабой Майей.