— Я столяр по профессии, столяр и краснодеревщик. Тридцать лет отработал, а фирма возьми да и прогори.
— Не повезло.
— Это место… — он постучал по стеклу, — могло бы стать золотым дном в умелых руках.
— Каким именно золотым дном? — осторожно поинтересовался Стэнли.
— Антиквариат, — выпалил незнакомец, брызнув слюной на Стэнли. — То, чего я не знаю об антиквариате… — плевок, лопотание, фырканье… — уместится на почтовой марке. — Он слегка отпрянул от Стэнли и стал в позу оратора — Схема такая, — продолжал он, — покупаешь пару кресел, скажем, подлинный хепплуайт [13], и делаешь — или я делаю — еще дюжину, вставляя в них кусочки двух подлинных. Ясна картина? Потом продаешь все скопом как хепплуайт. Кто узнает? Понадобился бы лучший эксперт, уверяю тебя. Или стол. Инкрустированная столешница, года примерно тысяча восемьсот десятого, — приделай к ней ножки, и дело в шляпе.
— А откуда взять эту столешницу?
— Пойти по домам. Здесь в округе. По дороге на Барнет и дальше, Большой Хадем и все деревни вокруг. У некоторых старушек по чердакам рассованы настоящие сокровища.
— А кто это купит?
— Ты шутишь. В Кроутоне до сих пор нет ни одной антикварной лавки. Зато здесь попадаются люди, у которых столько капусты, что они не знают, что с ней делать. Старинные вещи — дело верное. А ты разве не знал? Все, что нужно — это капитал.
— Я, возможно, получу кое-какой капиталец, — осторожно сказал Стэнли.
Курносый нос сморщился.
— Пойдем, пропустим по стаканчику, дружище. Меня зовут Пилбим, Харри Пилбим.
— Стэнли Мэннинг.
Пилбим заплатил за две порции, и они поговорили немного. Когда настала очередь Стэнли заказать выпивку, он извинился, сославшись на деловую встречу, но они договорились увидеться в следующую среду, когда Стэнли, по его словам, сумеет прозондировать почву.
Пока что у него не возникло желания тратиться на Пилбима, да и за виски нынче дерут три шкуры. Конечно, у него еще осталась почти вся пачка из сумочки Этель Карпентер, но именно эти деньги ему не хотелось расходовать.
Оставшись в одиночестве на следующее утро после похорон, он вынул купюры из кармана и принялся разглядывать. От них шел сильный фиалковый запах. По сравнению с тем, что плывет ему в руки, это капля в море. Запах лишил его душевного равновесия, и он подумал, что самое умное — это сжечь банкноты, но не мог заставить себя уничтожить деньги. Большого вреда не будет, если подержать их у себя недельку-другую. Он поднялся наверх и из книжного шкафа в спальне вынул сборник кроссвордов за 1954 год затем разложил деньги Этель между страницами и вернул книгу наместо в шкаф.
В эту минуту, представил он, глядя на старый металлический будильник, Вера уже в конторе у поверенного. Тут Стэнли почти совсем решился войти в дело с Харри Пилбимом, и ведь лучше отправиться в следующую среду в пивную богатым человеком, а не просто возможным наследником.
— Завещание вашей матери очень простое, миссис Мэннинг, — сказал мистер Финбоу. — Я не понимаю, что вы подразумеваете под условием.
Вера не знала, как объяснить. Все это звучало довольно странно. Она попыталась выпутаться.
— Моя мать… э-э… сказала, что изменила завещание… ну, тогда еще, в марте. Она сказала что деньги достанутся мне только в том случае… о, Господи, как это ужасно звучит… если она умрет от удара а не от чего-либо другого.
Брови мистера Финбоу поползли вверх. Вера предвидела такую реакцию.
— Ничего подобного в завещании нет. Миссис Кинауэй составила свое завещание четырнадцатого марта и, насколько я знаю, это было единственное завещание, которое она когда-либо подписывала.
— Понятно. Должно быть, она… ну, в общем, пошутила. Она действительно нас уверила что… Это было ужасно.
— Такое условие было бы совершенно против правил, миссис Мэннинг, и вряд ли законно.
«Какого теперь он будет обо мне мнения, — подумала Вера — раз мать боялась за свою жизнь, живя с единственной дочерью?» Мод поступила жестоко, подвергнув ее такому конфузу.
— Как бы там ни было, завещание здесь, у меня, — сказал мистер Финбоу. Он открыл ящик стола и вынул конверт. — Все состояние покойной миссис Кинауэй безоговорочно переходит к вам, как к единственной наследнице. При таких обстоятельствах она могла бы вообще не писать завещания, разве только, чтобы не возникли проблемы из-за его отсутствия, апробирование в суде и так далее. Если бы она пережила вас, то состояние следовало бы поделить поровну между миссис Луизой Блисс, ее сестрой, и мисс Этель Карпентер. Состояние составляет… минутку… приблизительно двадцать две тысячи фунтов. В настоящее время почти вся сумма вложена в акции.
— Когда я смогу?..
— Довольно скоро, миссис Мэннинг. Через неделю-другую. Если вы пожелаете продать акции, я лично вручу вам чек. Конечно, если вам сейчас понадобится какое-то количество наличных, сто-двести фунтов вам легко могут быть предоставлены.
— Нет, спасибо, — сказала Вера.
— Неделя-другая? — задумчиво переспросил Стэнли, когда Вера вернулась домой. — Так я и думал. Все идет как по маслу.
Он криво улыбнулся сам себе, припомнив, как обдурила их Мод, или почти обдурила, с этим своим условием к завещанию. Впрочем, это уже не важно. В целом все шло прекрасно.
11
Фургончик был зеленый, с одной стороны — одноцветный, с другой — разрисованный венками из роз. Стэнли припарковал его к обочине, развернув одноцветной стороной к окнам миссис Патерсон и, сбросив букеты цветов на пол, так, чтобы их нельзя было разглядеть из окон, постучался в дверь.
Как только миссис Патерсон вышла на стук, он увидел в коридоре позади нее сундук.
— Мистер Смит, а я уж думала, что не дождусь вас.
— Никак не мог вырваться раньше, — сказал Стэнли.
— Я могу позвать зятя, чтобы он вам помог.
И увидел цветы, которые Стэнли должен был развезти?
— Я сам справлюсь, — сказал Стэнли.
Сколько тяжестей пришлось перетаскать за последние дни! Если так и дальше пойдет, недолго и надорваться.
— Можно поставить сундук на коляску моего внука и отвезти.
К радости Стэнли, миссис Патерсон не пошла за ним по тропинке, когда он покатил ветхий сундук к фургончику. К тому же она оказалась не очень любопытной: не стала спрашивать адрес и не посмотрела вслед отъезжавшему фургону.
Он свернул в узкий мощеный переулок, соединявший Старую Деревню с кроутонской Хай-стрит, припарковал фургон, заехав на край тротуара. Затем, убедившись, что за ним никто не следит, он вскарабкался внутрь фургона и поинтересовался содержимым сундука Этель Карпентер.
Деревянный сундук был выкрашен черной краской. Стэнли решил, что ему, наверное, лет сто. Должно быть, с этой поклажей Этель переезжала из одного дома в другой, когда служила в прислугах. Сундук был заперт, хотя иначе и быть не могло. Но Стэнли не собирался избавляться от него, не познакомившись с содержимым, поэтому достал из сумки с инструментами молоток, гаечный ключ и занялся замком.
После десяти минут возни с инструментами Стэнли наконец добился своего. Он открыл крышку и заглянул внутрь. Поверх зимней одежды лежала картонная коробка, в которой обычно продают почтовую бумагу В этой коробке тоже была почтовая бумага, только уже исписанная. Стэнли, прищурившись, читал письма Мод к ее лучшей подруге. Как он и подозревал, в них было полно унизительнейших замечаний в его адрес. Вот бы вышло славно, если бы они попали в чужие руки. Самое лучшее — сжечь. Стэнли скомкал письма и сунул их в карман.
Больше там ничего интересного не было, если не считать их с Верой свадебной фотографии и еще одного снимка Джорджа Кинауэя. На обороте было написано: «Это и твое кольцо — вот и все, что у меня от тебя осталось». Стэнли убрал снимок в карман, туда же, куда и письма, а затем внимательно осмотрел одежду, нет ли там меток с именем Этель. Меток не оказалось, но, роясь среди шерстяных вещей, пахнувших камфорой, он наткнулся на что-то твердое и холодное.
На дне сундука лежало несколько небольших свертков в мягкой бумаге. Холодным предметом, до которого он дотронулся, оказался локоть фарфоровой фигурки, прорвавший обертку. Он развернул ее и увидел пастушку с посохом и черной овечкой. В волнении разорвав бумагу, он достал одно за другим старинные часы, вазу для сухих цветов и серебряный кувшинчик-сливочник. С дальним прицелом на пустующую лавку Стэнли завернул все эти вещи в «Дейли телеграф».