— Я отвечу тем же, Мод Кинауэй. Подлая старая ведьма! Злобная стерва!
— Ленивое, никудышное ничтожество!
Наблюдая за ними со своего места на кончике стола, Вера решила, что еще минута — и посыплются удары. Вера подумала, если они в самом деле передерутся, если даже поубивают друг друга, сама она останется такой же безвольной, бесплотной и опустошенной и не почувствует ничего, кроме холодного отчаяния. Вера поднялась с достоинством, какого они до этой минуты никогда в ней не замечали, и заговорила ровным, бесстрастным голосом, как Верховный судья:
— Успокойтесь и сядьте. — Они замолкли и повернулись к ней. — Спасибо. Хоть раз каждый из вас сделал то, что я прошу. Я вам должна кое-что сказать. Или вы научитесь жить, как приличные люди… — Мод застучала палкой. — Мама, прекрати. Я сказала: или вы научитесь вести себя, или я уйду. — Вера отвернулась, заметив торжествующий огонек в глазах Мод. — Нет, мама, не с тобой, впрочем, и не со Стэнли. Я уйду одна. Этот дом ничего для меня не значит. Я могу заработать себе на жизнь. Бог свидетель, мне давно уже приходится это делать. Вот так. Еще один скандал — и я собираю вещи. Я не шучу.
— Ты же не бросишь меня, Ви? — заныл Стэнли.
— Ничего подобного, брошу. — Ты меня не любишь. Если бы не моя зарплата и… то, что когда-нибудь перейдет мне от мамы, только бы я тебя и видела. И ты, мама, тоже меня не любишь. Тебе просто нравится быть хозяйкой, влезать в чужую жизнь и верховодить. Всю жизнь ты поступала по своему, а тут впервые тебе противоречат, и ты не можешь стерпеть, когда кто-то платит тебе той же монетой.
Вера замолкла, чтобы перевести дыхание, и пристально посмотрела на лица огорошенных слушателей.
— Да, видно, я сразила вас обоих. Так не забудьте мои слова Еще один скандал — и меня здесь не будет. И последнее. Мы примем здесь тетушку Этель, но не потому, что ты этого хочешь, мама Потому, что я этого хочу. Она моя крестная, я люблю ее и потому, что это мой дом, как ты не устаешь повторять. А сейчас мы включим телевизор. «Аллею Августы». Можешь смотреть спокойно, мама, Стэнли тебя не потревожит. Он знает, мое слово твердо. После этого Вера ушла на кухню, и хотя она одержала победу — заставила их замолчать, и сейчас они сидели с недовольным видом перед телевизором, — она уронила голову на стол, зашедшись в рыданиях. Не в пример Мод, которую отличала безжалостная нечувствительность, Вера быстро теряла решительность, и этим она была похожа на отца. Она даже сомневалась, хватит ли у нее сил осуществить свою угрозу.
Вскоре Вера перестала плакать, вымыла чайную посуду и отправилась наверх. Там, сев перед зеркалом, она внимательно разглядела свое отражение. Слезы ее не красили. Красные пятна, конечно, выступили сейчас, но вот морщины всегда на месте, как и коричневые тени под глазами и проседи в желтовато-серых тусклых волосах, которые когда-то были золотыми.
Понятно, почему Стэнли больше не любит ее, почему теперь он целует ее, только занимаясь любовью, да и то не всегда. Ей припомнились послеполуденные часы, проведенные ими в деревне, в лондонском пригороде, среди вересковых пустошей, когда они еще не были женаты. В тот год она зачала ребенка, который умер, так и не родившись. Теперь кажется — это была другая жизнь, а мужчина и женщина, которых тянуло друг к другу до боли и которые вместе задыхались в высокой траве под деревьями — другие люди.
Странно, как много значит страсть для молодых. Рядом с ней ни благоразумие, ни сходство характеров, ни надежность не имеют значения. Как тогда они со Стэнли смеялись над Джеймсом Хортоном с его банковским счетом, походами в церковь и скромными претензиями. Сейчас он, наверное, уже управляющий банком, подумала она, живет в хорошем Доме, женат на приятной женщине, которой едва за сорок, тогда как она и Стэнли… Она растратила жизнь попусту. Если бы они сейчас встретились с Джеймсом, он не узнал бы ее. Она горестно уставилась в зеркало на отражение потрепанной, никому не нужной женщины.
А внизу Мод и Стэнли смотрели «Аллею Августы». Старуха самодовольно улыбалась, победное выражение не сходило с ее лица, а зять оставался бесстрастным — он ждал своего часа.
5
У каждого есть своя отдушина, своя панацея: наркотики, спиртное, табак или более дешевое и невинное развлечение — постоянная и почти до автоматизма доведенная привычка читать легкие книжки. Стэнли любил и выпить, и покурить, когда мог себе это позволить, да и книги читал постоянно, но истинное и неизменное утешение в жизни он находил, только когда решал кроссворды. На его книжной полке в спальне стояли почти все сборники кроссвордов, выпущенные в мягких обложках, а также более полные и солидные ежегодники рядом с толковым словарем «Чеймберз», довольно засаленным и потрепанным от частого пользования. Но пустые квадратики в этих книгах были давным-давно заполнены, к тому же книжные головоломки доставляли Стэнли меньшее удовольствие, чем ежедневный свежий кроссворд на последней странице «Дейли телеграф», радующий своей девственной белизной, и если ответы не приходили на ум сразу, решить такой кроссворд можно было только после напряженного ожидания следующего утреннего номера.
Стэнли решал кроссворды из «Телеграф» каждый день на протяжении двадцати лет, и сейчас уже не было случая, чтобы у него оставались незаполненные клеточки. Он разгадывал кроссворд каждый раз и каждый раз правильно. Когда-то, много лет назад, как большинству любителей кроссвордов, ему казалось, что лучше отложить незаконченную головоломку и взяться за нее снова через несколько часов, а за этот короткий перерыв его могло осенить. Но теперь не было необходимости даже в такой небольшой поблажке. Он садился с газетой, не утруждая себя чтением новостей, и через двадцать минут все решения были найдены. Тогда Стэнли охватывало чувство огромного удовлетворения. Самоуважение заслоняло собой все насущные проблемы и волнения, которые растворялись в магических словах.
Стэнли ничуть не печалило, что ни жена, ни теща не проявляли к его хобби ни малейшего интереса. Так даже лучше. Для любителя кроссвордов нет ничего более досадного, более сводящего с ума, чем вмешательство какого-нибудь доброхота-идиота, который, стремясь прихвастнуть своими знаниями этимологии, вопрошает, сидя в кресле, сколько букв в 15 по горизонтали или почему 4 по вертикали — это «ВОЙ», а не «ЛАЙ».
Стэнли никогда не забыть поползновений Джорджа Кинауэя, его льстиво-робкого: «Ты еще не решил кроссворд?» и глупую готовность тут же выдать незамысловатый ответ на вопрос, все очарование которого заключалось в почти неощутимой тонкости. Ну как объяснить такому дураку, что «тот, кто высказывает желание» (восемь букв, вторая буква «о») явно не «ДОБРОВОЛЕЦ», а «ВОЛОНТЕР»? Или что «хоть справа налево, хоть слева направо — главный среди мусульман» (три буквы) — «АГА», а не «БЕЙ».
Нет, женщины все-таки правильно оценивают свои скромные возможности. Они просто считают, что он занимается глупыми детскими играми, во всяком случае, так говорят, потому что для них кроссворды — темный лес, зато, по крайней мере, не вмешиваются. А в эти дни Стэнли нуждался в кроссвордах более, чем когда-либо. За целый день ему выдавался один звездный час — иногда днем, иногда вечером — когда он мог бежать от своих забот и, полностью отстранившись от Веры и тещи, потеряться в сложном и запутанном лабиринте слов.
В остальное время, Бог свидетель, забот ему хватало. Он ясно видел, что дело принимает серьезный оборот — дошло до открытой вражды между ним и Мод. На его стороне молодость, пусть даже и относительная, а больше вроде бы ничего. Все козыри на руках у Мод. Она собралась отнять у него Веру, и со временем ей безусловно это удастся. Стэнли не понимал, почему она до сих пор не добилась успеха. Будь он на месте Веры, а его мать стала бы подкатывать к нему с подачками, предлагая деньги и легкую жизнь, он бы не заставил себя долго упрашивать. Стэнли становилось не по себе, когда он думал, что ему предстоит, если победу одержит Мод. Наверняка эти две стервы не позволят ему остаться здесь, в доме. К тому же сейчас Мод приобретет себе союзницу, которая мчится сюда на всех парах. Если письмо, которое он прочитал, типичный пример еженедельных излияний Мод, Этель Карпентер явится, вооруженная до зубов. Он содрогался при мысли о том, как Этель примется отводить Веру в сторонку, нашептывать ей по углам, выдвигая те же аргументы, что и Мод, но гораздо более весомо, потому что она будет сторонним беспристрастным наблюдателем, который видит все «за» и «против» глазами, не затуманенными эмоциями. Здесь он бессилен. Этель войдет в дом, предпримет решительное наступление дня на три, и если этого окажется недостаточно, то в дальнейшем она поселится где-нибудь поблизости и начнет забегать в гости два-три раза в неделю, держа наготове новый аргумент и подтачивая оборону жены до тех пор, пока, наконец, сраженная двойным натиском, та не сдастся.