С. Дж. Тилли
Неро
ГЛАВА 1
Пейтон
Красно-золотой лист пролетает по комнате, кажущийся невесомым, и оседает на ковер между моим местом на диване и телевизором.
Я смотрю на открытую дверь террасы, где очередной порыв ветра приносит запах обещанного дождя, но вместо того, чтобы встать, я подворачиваю ноги под себя и натягиваю флисовое одеяло до подбородка, стараясь не опрокинуть миску с попкорном, стоящую на подушке рядом со мной.
Гроза приближается.
Ты, избалованное отродье, я тебя проучу…
Я еще глубже прижимаюсь к углу дивана. Это было так давно, напоминаю я себе, глубоко вдыхая через нос, желая, чтобы новые воспоминания заменили старые.
Это мой дом.
Здесь я в безопасности.
Раскаты далекого грома успокаивают меня еще больше. Сколько бы они ни пытались выбить из меня эту любовь, я никогда не теряла своей любви к бурной погоде.
Я никогда не понимала, почему я должна бояться грозы. Не понимала, почему это делает меня не такой, как все, или неправильной, или глупой — как они утверждали.
Я жаждала не насилия, а перемен. Смывание. Очищение. Малейшая надежда на то, что волна может обрушиться, унося старое и оставляя что-то новое.
И, возможно, именно поэтому они мне до сих пор нравятся. В моей груди, глубоко внутри меня, все еще есть место, которое хочет, чтобы его засосало в небо, унесло от всего этого и опустило в Оз.
Словно призванная ветром, женщина на экране открывает входную дверь, и мир вокруг нее превращается из черно-белого в цветной, и я позволяю знакомому чувству ностальгии омыть меня.
Звуки приближающейся бури то проникают в мое сознание, то исчезают из него, даже когда я качаю головой в такт знакомым песням.
Моя рука уже на полпути ко рту, попкорн между пальцами, когда тупой звук стонущего металла переводит мой взгляд на внутренний дворик, на широко распахнутую раздвижную стеклянную дверь.
Тюлевые занавески, которые я повесила в прошлом году, жутко развеваются от дуновения ветерка, но фонарь на улице перегорел, поэтому я не могу видеть дальше своего крошечного балкончика.
Я никогда не доверяла этому балкону, он такой же обшарпанный, как и все остальное в этом здании. Но я решила, что для того, чтобы его снести, потребуется нечто большее, чем просто ненастная погода.
Я мысленно даю себе золотую медаль за то, что никогда не беспокоилась о том, что на балконе есть мебель, пока слизываю соль с пальцев.
Еще один раскат грома, на этот раз ближе, возвращает мое внимание на балкон.
И мужчина, стоящий в моей открытой двери.
ГЛАВА 2
Пейтон
Крик застревает в моем горле, слишком придушенный, чтобы быть услышанным.
Я сплю.
Мои глаза закрываются, и я заставляю себя дышать.
Должно быть, я сплю.
Но когда я снова открываю их, мужчина все еще там. И подходит ближе.
Мужчина пересекает половину моей квартиры в два больших шага, что делает его всего в нескольких футах от меня.
Адреналин бурлит в моем теле, но я не двигаюсь.
К своему собственному унижению, я ничего не делаю.
В моем доме мужчина.
Кроме телевизора, горит только лампа в углу. И она почти не освещает человека, стоящего передо мной.
Он высокий. Я сижу, но могу сказать, что он высокий. И… на нем костюм.
Почему он в костюме?
Разве это делает ситуацию хуже?
— Добрый вечер. — Его голос глубокий. Но мягкий. Даже мягкий. И мой мозг не знает, как реагировать.
Мое сердце колотится. Руки дрожат.
Но остальная часть меня не двигается.
— Знаешь, — говорит он, делая несколько медленных шагов, переступая порог перед телевизором. — Тебе действительно не стоит оставлять дверь открытой.
Мои губы раздвигаются, но слова путаются на языке, и мне приходится сглотнуть, прежде чем попытаться снова.
— Я живу на втором этаже, — шепчу я, все еще пытаясь понять, что происходит.
Он наклоняет голову, и, кажется, что он забавляется моим ответом, но я не могу сосредоточиться на этом. Потому что угол наклона позволяет свету падать на его черты. И…
Темные глаза. Темные брови. Почти черные волосы, уложенные назад, и острые скулы, очерченные подстриженной бородой того же оттенка.
Я снова сглатываю.
Он выглядит так, будто пришел с фотосессии. Или зала заседаний. Или фотосессии зала заседаний. И внутренний голос кричит мне, что это должно сделать все еще страшнее.
Должно.