Поступок заговорщиков был на удивление дерзким, и свои надежды на успех они возлагали на раздражение, которое вызывал у Мессалины Клавдий, и на то, что Гай Силий, несомненно, устраивал ее в качестве супруга. Должно быть, вольноотпущенники знали, что на этот раз Мессалина действительно влюбилась и хотела получить от своего избранника нечто большее, чем очередную любовную интрижку. А может, считали, что помимо этого она пожелает отомстить Клавдию за оскорбление, нанесенное ее достоинству. Заговорщики окружили ее агентами-провокаторами, которые, заметив малейшие признаки активного возмущения с ее стороны, готовы были обвинить Мессалину в заговоре против императора. Они надеялись, что Мессалина с Силием совершат что-нибудь впечатляющее, способное ее опозорить. Если повезет, Мессалина может даже попытаться поднять восстание с целью свержения императора Клавдия и провозглашения императором юного Британника, а себя с Силием – регентами, как в свое время поступили Антоний и Клеопатра, которые, желая захватить власть в Риме, попытались передать ее Цезариону, сыну достигшего преклонных лет Юлия Цезаря.
Как и ожидалось, весть о том, что ее отдали Силию, возмутила Мессалину, но в то же время страсть к молодому человеку заставила ее воздержаться от протестов. Что ж, хорошо, возможно, сказала она. Она созовет на свою свадьбу весь Рим и даст понять, что ее передача от слабоумного Клавдия очаровательному мужественному молодому человеку – это дело ее собственных рук.
Агриппина и ее соратники-вольноотпущенники, должно быть, затаив дыхание следили за тем, как Мессалина движется в ловушку. Как уже говорилось, по нашему мнению, Клавдий не знал, что Мессалине рассказали, что он сделал, формально передав ее Силию. Поэтому заговорщики знали, что, когда ему доложат о ее публичной свадьбе, он подумает, что Мессалина совершенно сознательно решила выйти за этого молодого человека, вступив во второй брак с намерением продемонстрировать императору свое пренебрежение. И конечно, думали заговорщики, никогда ей этого не простит.
«Я знаю, что это покажется невероятным, – пишет Тацит, – чтобы какие-нибудь люди проявили такое безрассудство в отношении последствий. Чтобы в городе, где все знали и обо всем говорили, какой-нибудь человек, тем более выборный консул, как Силий, сошелся с женой императора для продолжения рода в назначенный день и в присутствии людей, призванных засвидетельствовать и скрепить печатью документы. И чтобы она выслушала слова авгуров, как принято на свадьбе, вошла в дом своего мужа, принесла жертву богам, села за стол с гостями на свадебном завтраке, обнялась и поцеловалась с мужем и, наконец, провела ночь в безудержных супружеских удовольствиях».
Тацит, очевидно, не знал того факта, который упоминал Светоний, – что Клавдий сам подписал брачные документы. И это оправдывает его отношение к этой свадьбе как к какой-то немыслимой дерзости. С другой стороны, современные авторитеты уверяют, что Клавдий был ошеломлен, когда ему принесли весть об этой свадьбе. На мой взгляд, это несоответствие можно объяснить только одним способом, который я указал выше, а именно, что Мессалине рассказали, что Клавдий передал ее Силию, однако император этого не знал и подумал, что она действовала исходя из скандального пренебрежения брачными клятвами, которые давала ему.
Тацит полагает, что Силий не меньше Мессалины виноват в этой поспешной свадьбе и в том, что о ней раструбили как можно громче. По мнению этого историка, Силий чувствовал, что Клавдий в любом случае скоро повернется против него, и потому Силий будет мудрее, станет действовать дерзко и попытается получить трон, вернее, регентство, заставив Клавдия отречься, усыновив Британника и провозгласив его будущим императором. Так или иначе, все сходятся во мнении, что, когда Клавдию рассказали об этой свадьбе, он был в полной уверенности, что Силий нацелился не меньше чем на трон.