Случай знаменитого актера Мнестера был менее очевиден. Он являлся одним из фаворитов императора Калигулы и, похоже, всегда больше пользовался вниманием представителей своего пола, чем женщин. Тем не менее ходили упорные слухи о его близости с Мессалиной, и он, по-видимому, пользовался большой свободой в ее спальне, хотя не ясно, в качестве любовника или как друг неопределенного пола. Так или иначе, когда его привели к Клавдию, он сказал, что император сам велел ему во всем слушаться приказаний императрицы, и он лишь слишком буквально выполнял предписания, хотя делал это по принуждению. Потом актер разорвал на себе одежды и показал свое тело со свежими красными следами от плетки. Он сказал, что беззакония, на которые иные шли ради подарков и надежды получить выгоду, он вынужден был совершать под воздействием порки, вроде этой.
Очевидно, Тациту было неясно, имелась ли в виду под беззакониями помощь императрице в ее планах посадить Силия на императорский трон, или актер просто помогал императрице проводить время привычным для нее образом, когда Силия не было рядом. Так или иначе, но Клавдий, вероятно, простил бы его, если бы присутствующие не указали, что после того, как многих благородных римлян предали смерти, было бы крайне дурным тоном простить какого-то актера.
Когда избиение закончилось за неимением новых жертв, Клавдий вернулся во дворец, где съел исключительно обильный обед и напился до состояния доброжелательства ко всем людям. В таком состоянии он поинтересовался, что с Мессалиной. Ему сказали, что ее препроводили назад на виллу в садах Луккула, где за ней в ее бедственном положении ухаживает мать. В ответ на это хмельной император приказал, чтобы кто-нибудь отправился туда и велел «несчастному созданию» приехать к нему завтра утром отстаивать свою правоту.
Это послание так и не было передано. Нарцисс, напуганный изменением настроения императора, решил, что лучше действовать на свой страх и риск, и сразу поспешил и сказал офицеру, что император приказал ему, взяв своих людей, без промедления ехать на виллу и предать Мессалину смерти. Одновременно отправил вольноотпущенника Эвода проследить, чтобы дело было сделано должным образом. Эвод прибыл первым и обнаружил Мессалину, которая лежала на полу и плакала, а ее мать сидела рядом, пытаясь по-матерински заботливо убедить ее совершить самоубийство. Очевидно, ее жизнь кончена, говорила она, и теперь единственная ее цель – это умереть, как подобает благородной женщине, не дожидаясь появления палача.
Эвод начал грубо бранить и оскорблять ее, но внезапно в комнату ворвался офицер со своими солдатами. Только тогда несчастная Мессалина осознала, что спасения нет. Схватив кинжал, который приготовила для нее мать, она дрожащими руками нанесла себе слабый удар в горло, а потом в грудь. Из ран брызнула кровь, но они были недостаточно глубокими, чтобы убить ее, и офицер, которого поразили ее крики, бросился вперед, подхватил Мессалину и вонзил ей в грудь свой меч.
Клавдий еще не успел закончить свой обед, когда вошел Нарцисс и шепотом произнес: «Мессалины больше нет». Император с открытым ртом уставился на него, но ничего не ответил и не спросил, сама ли она покончила с собой. Он просто попросил подать еще одну чашу вина и продолжил есть и пить, пока, по своему обычаю, не уснул на своем месте и не захрапел, откинувшись на спину.
Новости сразу передали Агриппине, которая, скрывая свое безграничное удовлетворение, пришла на следующий день во дворец с очевидной целью утешить своего потрясенного дядюшку. Проснувшись утром, он сначала не мог поверить, что Мессалина мертва, а позже, осознав это, нашел успокоение в абсолютном молчании относительно всего произошедшего, не подавая ни одного признака печали или любого другого чувства. Когда привели его двух детей, оставшихся без матери, Клавдий поцеловал их, не выказав никаких эмоций. К Агриппине и пришедшему вместе с ней Нерону он тоже не проявил никакого особенного интереса.
Сенат, глубоко потрясенный безумным поведением Мессалины, испытал огромное облегчение от ее смерти и тут же распорядился, чтобы ее имя удалили со всех посвящений, а статуи немедленно убрали. Большие почести выпали на долю Нарцисса за мужество, с которым он, рискуя жизнью, призвал императрицу к ответу во имя блага своего хозяина и государства. И все вокруг выражали глубочайшее удовлетворение исходом этого ужасного дела.