По дороге проходили утомленные, запоздалые пешеходы; они плелись домой. Зодик и Фанний стали с каждым почтительно здороваться. Владельцы красочных и мануфактурных фабрик и богатые бакалейщики приветливо им отвечали; но затем замедляли шаг и оборачивались, силясь вспомнить, кто эти два незнакомца. Однако они тщетно ломали себе голову и в недоумении продолжали путь.
— Разве это не забавно? — спросил Нерон, у которого от смеха полились слезы, — каждый встречный, словно живая кукла. А теперь — вынь медяки! — приказал он Зодику.
Зодик извлек из кармана монету в один асе и бросил ее под ноги проходившему патрицию. Патриций остановился. Подумал было, что ошибся, но, увидя у ног монету, подобрал ее, затем спокойно направился дальше, полагая, что по рассеянности уронил эти деньги.
Нерон воодушевился:
— Особенно забавно, когда целая семья тянется домой. Отец, мать и кормилица с младенцем. Звон денег бросает их всех на колени. Даже богатых! Они часами обшаривают землю, находя в этом занятии особое удовольствие.
Нередко Нерон принимал личное участие в подобных затеях и так увлекался, что не мог обуздать себя. Однажды он кинул почтенной патрицианке монету, ударившую ее в щиколотку. Аристократка сделала ему выговор. В ответ Нерон принялся с ней балагурить, а встретив отпор, ущипнул ее в подбородок и грудь. В непроглядной темноте этой ночи император получил от сопровождавшего ее мужа здоровую трепку. На следующее утро он узнал, что имел дело с сенатором Юлием Монтаном.
С этого дня Нерон стал всегда выходить из дворца переодетым. Актер Парис гримировал его и подбирал ему костюмы. Иногда он наряжал его простым воином, с коротким, широким мечом, иногда — эдилом, народным трибуном или бродягой.
В первый вечер император одел засаленную, платанную куртку и лоснящийся, неприятно-пахнущий головной убор, какой в дождливую погоду носили римские возницы. Он отплевывался и сквернословил.
Вокруг цирка Максимус в этот вечер толпился народ. Нерон смешался с толпой. Зодик засунул два пальца в рот и издал пронзительный свист. Из деревянных бараков, окружавших цирк, выскользнули веселые «девицы», египтянки и гречанки. Они прошли мимо Зодика, приплясывая и жалко кривляясь. Он облюбовал одну из них, уже немолодую, и подозвал ее.
— Остановись на мгновение, кошечка!
Но она прошла мимо.
— Богиня! — крикнул ей вдогонку Фанний.
Нерон и Сенека стояли в стороне. Девица передумала и вернулась к Зодику.
— Что тебе надо? — спросила она. Она не привыкла к таким знакомствам. Обычно к ней обращались лишь рабы.
Зодик стал с ней сговариваться. Нероном овладело непреодолимое искушение; он оставил учителя и в своем наряде возницы подскочил к девушке.
— Душечка, — томно протянул он, подражая Зодику, — я еще никогда не видел такой красавицы! — и он состроил умильную гримасу, заимствованную у Фанния.
— Как она говорит! — шепнул Зодик.
— А движения! — восхищенно потакал Фанний.
Девица пожала плечами.
— Не насмехайся!
— Я не насмехаюсь, — возразил Нерон, тоном заносчивого возницы. — Ты мне нравишься!
— Пойдем!
— За тобой — хоть на край света!
— Кто ты? — спросила девица хриплым голосом.
— Разве ты не видишь? Я возница в знатном доме. Сегодня на утренней прогулке хозяина выбросило из колесницы. Потому я бездельничаю.
— Неправда, ты не возница!
— Кто же я?
— Кто-то другой, — проговорила девушка, с любопытством всматриваясь в него.
— Молодец! Ты отгадала! Я действительно не возница. Скажу тебе чистосердечно: я — император, римский император!
Сенека был ошеломлен. Выходки Нерона его поражали. Они были непосредственны и своеобразны.
’ — Ты, не римский император, а дурак, — заявила девушка, — большой дурак!
— Крепко сказано, — одобрил Нерон, — но и ты, голубка, прикидываешься. Я видел тебя утром, не отрицай! Ты была в храме Весты. О, девственная весталка, как ты здесь очутилась?
Девица рассмеялась. Сбежались ее подруги и обступили остроумного, изобретательного шутника. Но спутники увели Нерона, так как положение становилось рискованным: откуда-то уже раздавались резкие свистки.
Похождения закончились в кабачке. Зодик и Фанний пили крепкое вино, ударившее им в голову, после чего, растянувшись на полу, заснули.
Нерон беседовал с Сенекой. Поздней к ним присоединился Парис.
Однажды, после представления, на котором он изображал Нептуна, Парис захватил с собой золотистую бороду и трезубец.
До бесчувствия пьяный, Нерон посреди улицы подвязал себе бороду, вооружился трезубцем и зашагал рядом с Сенекой, словно морской бог, в дымке предутреннего рассвета.