Выиграл красный. После первого поворота остальные расслабились: даже если бы на прямых отрезках соперники превосходили лидера в скорости, все равно уже не смогли бы его догнать.
– Луций, тебя почему так трясет? – Крисп положил руки мне на плечи.
Я даже не заметил, как напряглось мое тело, пока я наблюдал за заездом; теперь же напряжение спало, и мышцы опали, как тряпки.
– Просто у меня весь заезд было такое чувство, будто это я правлю колесницей, – признался я.
– Лучше расслабься немного. Будешь продолжать в том же духе, и нам после гонок придется выносить тебя отсюда на руках.
В этот момент к нам подошел какой-то сенатор и попытался сесть рядом с Статилием, но ему не хватило места, и он поинтересовался, нельзя ли ему устроиться рядом с нами. Потеснившись, мы освободили место.
– Ты пропустил первый заезд, Гай. Впрочем, он был не такой уж захватывающий, – сказал Крисп.
Правда? А у меня сердце все еще билось в груди, как молот.
– Да, я слышал. Столкновение на первом повороте предрешило исход.
У сенатора был мелодичный звучный голос. Я получше к нему пригляделся и понял, что он по-настоящему красив. Черты его лица были очень похожи на те, которыми Август велел наделить свои статуи. В жизни Август был совсем не таким, каким его изображали на монетах и портретах, но память о его внешности быстро испарилась. Так искусство победило реальность.
– Гай Силий, это мой приемный сын Луций Агенобарб, – представил меня Крисп.
Второй заезд. Этот был скучным. Колесницы – медленные, одна лошадь охромела, а возницы не выказывали особого рвения. Возможно, их сдерживало то, что произошло в первом заезде.
Третий был быстрым, в нем участвовали лошади из Испании и Африки. И победил синий.
Затем настало время гонок на колесницах, в которые запрягли по шесть лошадей. Прекрасное зрелище, но колесниц было меньше, и шли они тише.
– Чем больше лошадей запряжено в колесницу, тем медленнее заезд, – объяснил Крисп. – Суммарная сила увеличивается, но скорость определяет самая медленная лошадь. Те, что быстрее, не могут на это повлиять.
Перед четвертым заездом к нашей секции подошел преторианский гвардеец с грубым обветренным лицом и приветствовал сенаторов по имени. Спину он держал прямо и двигался как-то скованно, как будто ему было трудно поворачивать шею.
Преторианец остановился напротив нас и кивнул:
– Крисп Пассиен, могу я спросить, не найдется ли у тебя свободного места?
Он видел, что мы уже потеснились – да так, что я чувствовал каждый вдох и выдох Криспа и Аникета.
– Конечно, – ответил Крисп.
Почему? Гвардеец обладает какой-то тайной силой? Позднее я узнал, что это был не простой преторианец, а перфект – главный преторианец.
– Для тебя, Руфрий, место всегда найдется, – заверил Крисп.
– Не для меня, – рассмеялся Руфрий. – Я буду прогуливаться за секцией с сидячими местами. Это для моей супруги.
И рядом с ним возникла женщина неземной красоты. Локоны янтарного цвета, сияющая кожа, сочные губы – нежно-розовые, как ракушка изнутри. Мы мгновенно освободили для нее место, и оно оказалось рядом со мной.
– Поппея, – представил Руфрий, – моя супруга.
Он повторяется. Неужели даже муж Поппеи в ее присутствии с трудом подбирает слова? Получается, никто не может привыкнуть к близости с божественной красотой?
Меня снова затрясло. Я молил богов, чтобы она этого не заметила, старался взять себя в руки, приказывал себе успокоиться. Она сидела тихо. Молчала. Так лучше? Что будет, если она заговорит?
Начался заезд, и я, хвала богам, смог переключить внимание на колесницы. Вернее, пытался это сделать.
– Я разочарована, моя команда не выиграла, – наконец заговорила она после заезда.
– И какая из них твоя? – спросил Крисп.
– Зеленые.
О, я тоже за них болел!
– И мои, – сказал я. – Может быть, в следующий раз…
В тот день я побывал в раю: смотрел на самых умелых колесничих и самых быстрых лошадей империи, а боковым зрением видел женщину, которая была воплощением красоты. Я сидел неподвижно и боялся, что, если пошевелюсь, все это окажется сном. Толпа осталась позади вместе с Большим цирком.
– Луций, нет нужды спрашивать, понравились ли тебе гонки, но как ты? – спросил Крисп. – Пришел в себя?