— Изначально в нем нет мыслей!
— А я уверен, что мысли в нем есть!
— Прокричал монах в ответ.
Не отвечая на это, Банкэй громко вздохнул:
— Пфуу… пфуу.
Монах сел с весьма глупым видом, смутившись и потеряв свою уверенность.
Несколькими днями позже он испытал сатори и пришел к Банкэю. Банкэй просто улыбнулся.
На девяностодневный затвор, проводившийся в храме Рюмондзи зимой третьего года Гэнроку (1690), собралось более тысячи человек. Все беспокоились из-за такого множества людей.
— Мы должны установить для них четкие правила поведения и соответствующие запреты. Для того чтобы держать их под контролем, придется их наказывать и устрашать.
Однако когда пришло назначенное время, все было совершенно достойно и шло без каких-либо неприятностей, все хорошо себя вели и не испытывали нужды в каких-то правилах. В том, как Банкэй обращался с людьми, приходившими получить его наставления, тоже не было какой-то четкой схемы. Мастер часто восходил на трон Дхармы и проповедовал. В одной из своих проповедей он сказал:
— Очень важно, чтобы все вы, присутствующие на этом великом собрании, не затмевали свою изначальную нерожденность. Нерожденное подобно горящему огню: если вы приблизитесь к нему, оно согреет вас своим теплом. Я возвещаю вам о нем, но я не могу исчерпать его. Я пользуюсь им, но я не могу уменьшить его. Учителя дзэн болтают своими языками и щелкают зубами, чтобы удивить и поразить своих учеников. Но все, что им удается сделать, это бросить им в глаза горсть пыли и ввести их в заблуждение. Я никогда не сделаю этого с вами.
Великое множество людей толпилось перед мастером и внимало его учению, и все их сомнения и неопределенности таяли, как лед на солнце.
Некий мирянин сказал:
— Мое сознание преисполнено мудростью Будды, но она так глубоко скрыта в нем, что мне не удается воспользоваться этой мудростью. Что мне делать?
— Выступи вперед, — сказал Банкэй. Мирянин начал приближаться к мастеру.
— Ты замечательно хорошо пользуешься этой мудростью!
Мирянин склонил свою голову в глубоком поклоне благодарности.
Некий монах подошел к Банкэю, поклонился, а затем издал громкий крик:
— Кхат! Это Будда! — сказал он. Банкэй ударил его.
— Ты понимаешь? — сказал мастер.
— Это Будда! — повторил монах.
— Ты всего лишь хочешь нацепить на себя какое-то имя, — сказал Банкэй, оттолкнув его.
Когда Банкэй обращался к своим ученикам, он обычно говорил им:
— Основополагающая реальность всего сущего есть изначальная таковость, простая и ясная, не омраченная разделениями «я». Это состояние таковости есть суть изначального сознания, чье знание мгновенно и совершенно чисто.
Однажды во время очередной проповеди некий монах сказал:
— Если это изначальное сознание обладает такой врожденной духовной основой, то чистое знание не должно занимать даже одного мгновения.
— Но это совершенно ясно, — ответил Банкэй.
— Почему Вы говорите, что это и так ясно? — спросил монах. — Я не понимаю.
— Ты уже знаешь, что чистое знание не занимает даже одного мгновения, и что в нем нет разделения, — так что же тебе непонятно?
Некий монах спросил:
— Вы всегда учите людей тому, что небеса и ад, миры голодных духов, животных, сражающихся демонов и все прочие сферы бытия существуют только в сознании. Но в сутре, проповеданной Буддой, сказано: «Страна счастья, созданная Амидой, находится за тысячу миллионов земель Будды на Западе».[145] Мог ли Будда говорить неистинные вещи?
— Кто зафиксировал направление? — спросил Банкэй.
Некий монах спросил:
— Как может «изначальная чистота и ясность внезапно проявить себя в горах, реках и земле?»[146]
— Чьи горы и реки ты имеешь в виду? — спросил Банкэй.
Монах не смог ответить.
Некий монах спросил:
— Мастер, Вы говорите, что ад существует в нашем сознании и не является чем-то отличным от того места, где мы находимся. Но в сутрах сказано, что гора Сумеру находится во вполне определенном месте, а ад располагается на расстоянии многих тысяч йоджан под землей.[147] Неужели эти высказывания неистинны?
— Человек, совершивший преступление в провинции Муцу, будет подвергнут наказанию в Муцу, — сказал Банкэй.
— Да, — ответил монах.
— Человек, совершивший преступление в провинции Сацума, будет подвергнут наказанию в Сацума.
— Да, — сказал монах.
— В том, что касается этого преступника, обстоятельства совершенно одинаковы и в том, и в другом месте.
Монах опять согласился.
— Почему же он сидит там, где он находится, ожидая наказания? — спросил Банкэй.
— Из-за своей порочности, из-за чего же еще? — ответил монах.
— Что является причиной его порочности? — спросил Банкэй.
— Конечно же, его омраченное сознание, — ответил монах.
— Так как же ты можешь тогда говорить, что ад происходит не из сознания? — сказал Банкэй. Монах поклонился.
Во время проведения великого затвора 1690 года среди присутствовавших на затворе монахов находился мастер школы Сото-дзэн по имени Гэккэй. Его разместили в храме Тикурин-кэн,[148] предназначенном для уважаемых наставников. Гэккэй отправился в покои настоятеля побеседовать с Банкэем.
— Мое око [Дхармы] такое же, как твое, — сказал он.
Банкэй с шумом выдохнул воздух. Гэккэй ударил его.
— Мне еще два или три, — сказал Банкэй.
— Что это ты говоришь о двух или трех? — спросил Гэккэй.
— Я запутал тебя этими словами и забросил тебя в долину Двойных Гор,[149] — сказал Банкэй, громко рассмеявшись.
Гэккэй поклонился и вернулся в покои для гостей. Там он рассказал другим мастерам дзэн о том, что случилось с ним в покоях Банкэя. Услышав все это, они задрожали от страха.
Когда ему было тридцать лет, Банкэй вернулся домой из Нагасаки.[150] К тому времени имя Банкэя было уже широко известно по всей стране. Множество учеников приходило в Хамада в поисках его учения, но он отказывался разговаривать с ними и по прошествии некоторого времени они уходили, так и не встретившись с ним. Люди попытались пристыдить Банкэя. Они сказали ему, что он должен принять учеников и даровать им свое учение.
— Я знаю, что такое сострадание, — улыбнулся Банкэй. — Принять учеников и учить их не так уж и сложно. Но это может привести их к бессмысленным рассуждениям. Когда придет время и сложится подходящая ситуация, они станут Буддами и патриархами, услышав лишь одно слово или увидев тень.
И, действительно, впоследствии Банкэй принял множество самых разных учеников. Их преданность Банкэю и его учению была сильной и непоколебимой. Даже те, кто приходили к нему, вооружившись своими предвзятыми взглядами и предубеждениями, с тем чтобы помериться с мастером силой, встретив его и услышав одно или несколько слов его наставлений, принимали его учение прямо в свое сердце.
Помощникам Банкэя было легко прислуживать мастеру. Когда я спросил об этом Ицудзана,[151] он сказал
— Кто-то из древних сказал, что прислуживать великому мужу легко, но угодить ему чрезвычайно сложно.[152] Это действительно так. Я служил мастеру в течение многих лет. Я всегда находился рядом с ним. Мы были как рыба и вода, не замечая присутствия друг друга. Мне это никогда не причиняло неудобств; но все же я никогда не мог понять, доволен мной мастер или нет. Он был тем, кого надо уважать и к кому надо прислушиваться. Но с ним никогда не было возможно допустить хоть малейшую фамильярность или вольность.
Он также сказал мне:
— Мастер говорил, что «очень повезло тем людям, которые имеют возможность общаться с настоящим буддийским учителем. Не важно, что они говорят или делают, пребывают ли они в действии или в покое, они все больше и больше проникают в глубину просветленного сознания мастера». Когда я был молодым монахом и еще не достиг своей самореализации, я сомневался в этих словах. Позже я осознал, что они были истинны.
145
«
146
Коан, основанный на отрывке из «Сюрёгон-кё» (санскр. «Шурангама-сутра»). См. «Хэкиганроку», случай 35.
147
149
Нитэцуйсэн (также Нитэттисэн). Восьмая и последняя из концентрических горных цепей, окружающих этот мир. По одной из версий, она состоит из двух параллельных горных пиков, между которыми находится долина беспросветной тьмы, в которой обитают «злые демоны — призраки черных гор».
150
В 1651 году, будучи в возрасте 29 лет, Банкэй прибыл в Нагасаки для того, чтобы встретиться с китайским наставником Дося Тёгэном (кит. Даочжэ Чао-юань); в течение следующего года он продолжил свое обучение дзэн под руководством Дося. См. прим 63.
151
Ицудзан Сонин (1655–1718) был в течение долгого времени приближенным помощником Банкэя и стал одним из наследников его Дхармы.