В этот момент по её лицу пробегает тень.
— Глупости. Он слишком силён, чтобы так легко умирать, — я касаюсь её руки, а потом подхожу к Тринити ближе.
— Как оно? — показываю взглядом на сердце.
— Тебе виднее, — он пробует улыбаться, но тут же кривится от боли. — Говорят, ты трогал его.
— Да. И оно не собиралось сдаваться. Ты молодец!
— Я как старая опытная трехлапая одноухая хидо из пустошей, — со второго раза у Тринити получается улыбнуться. — Жива, но непонятно почему.
— Потому что старая и опытная, — усмехаюсь я, и подхожу ближе
— Ты с плохими вестями, партнёр? — он тянет мне руку.
Пожимаю осторожно, наблюдая как закачалось тело Тринити в нитях эфира.
— Нет, только отличные новости, партнёр.
— Скажи же мне их скорее, — он пробуется повернуться на бок, так чтобы было удобнее слушать меня, но нити, с виду такие хрупкие, удерживают его.
— Впереди война со всем миром, — говорю я.
— Неплохо, — тонкие губы Тринити растягиваются в улыбке. — Есть еще хорошие новости?
— Да. И много.
— Ну, тогда присаживайся, Линда принесёт тебе чай…. Если Алиса не забыла напомнить ей об этом.
— Не забыла, папа, — Алиса наклоняется и чмокает отца в небритую щёку.
Линда? Это служанка? Судя по имени и она пришла в эти земли вместе с Тринити.
Мы усаживаемся на скамейку рядом со столиком и молчим, разглядывая хозяина дома. Молчим пока не появляется Линда с чаем и круассанами.
Круассанами?
Впервые вижу их в этом мире.
— Начнёшь с самого интересного? — торопит меня Тринити — его явно сжигает любопытство. Он уже отказался от своей задумки перевернуться на бок, и теперь просто косит на меня свои хитрые глаза опытного, повидавшего жизнь волка.
— Да. На горизонте уже видны корабли, — говорю я. — Наши корабли. И совсем скоро они будут здесь.
Я вдруг вижу тревогу в глазах Алисы — она уже поняла, что впереди большие перемены в жизни.
— Наши планы немного изменились, — продолжаю я. — Как только корабли прибудут, нужно будет погрузить на них всё что, только можно забрать. Весь завод до последнего винтика и все материалы до последнего клочка кожи.
Я впервые вижу Тринити удивлённым… настолько удивлённым.
— Это шутка? — он даже пытается встать, но ложе из эфира удерживает его.
— Нет. Клан уже завтра будет перебираться в одну из наших шахт и производство нужно иметь под рукой — не удивлюсь если нас обложат осадой. Да и через несколько дней здесь начнётся такое, что завод, если он останется в городе, просто сожгут… как только пронюхают о том, что мы с тобой партнёры.
Лишь бы сейчас Тринити не пожалел о том, что заключил со мной сделку.
— Как выключить эту штуку, — Тринити тычет пальцами в струны эфира под собой. — Я хочу встать!
— Тебе нельзя, папа! — У Алисы получается строго. — Раны!
— Нет, у меня никаких рану уже, — Тринити желая доказать это, бьёт себя кулаком по груди, тут же стонет, охает и отключается.
Отключается, впрочем, совсем ненадолго.
Извернувшись как змея, умудряется усесться в эфире, легонько покачиваясь из стороны в сторону словно на солнечных качелях.
— Я до утра скуплю все материалы что найду в городе, — говорит он как только усаживается. — Думаю, если не терять времени впустую всё успеем. Надеюсь мне там, в шахте предоставят лучшую из комнат — я, знаете ли, люблю комфорт.
— Конечно, — уверяю я его. — Лучшее из лучших.
Самое правильное сейчас — не говорить ему о том, что лучшая из комнат там — это тесная коморка мастера Джуна.
— А я соберу все вещи в доме! — вскакивает Алиса и, кажется, собирается бежать и заниматься этим прямо сейчас.
Молодцы.
Эти двое — молодцы. Еще секунду назад не знали, что их ждёт и вот так запросто, готовы бросить всё. Похоже, характер Тринити, передался и дочери.
— Э… нет милая, — Тринити машет руками заставляя солнечный качели раскачиваться еще сильнее. Не опрокинулся бы — вряд ли ему сейчас пойдёт на пользу грохнуться на пол.
— Нет, папа?! — Алиса замирает. — Почему нет? Разве я не лечу вместе с вами?!
— Нет, — он качает головой и подзывает дочь к себе. — Детка, есть единственный человек на свете, на которого я смогу оставить этот дом. И этот человек — ты.
Он прижимает её к себе.
Я вижу грусть в глазах Алисы. Ну да, остаться одной, совсем одной, когда даже не знаешь где там сейчас твой отец и жив ли он вообще.
— Мы будем прилетать к тебе, — обещаю я.