Она улыбается, потом присаживается ко мне на колени, кладёт мою руку себе на грудь, а сама наклоняется ко мне… теперь её лицо совсем близко от моего. И её желание в глазах — тоже.
— Только поцелуи, — напоминаю я. — Ты же помнишь, что тебе сказал папа.
— Да, — кивает она и взгляде ей мелькает шальная искра. — Но он не уточнил что можно целовать, а что нельзя. Поцелуй меня!
Я тянусь к её губам но она отстраняется.
— Нет. Не здесь. Вот здесь.
Касается своего соска.
— Нет, — качаю я головой, сопротивляясь из последних сил. Тринити потом захочет меня прикончить и будет неправ — я изо всех сил стараюсь удержаться. Пусть наказывает Алису, а не меня. А лучше… лучше пусть перестанет мучить девушку и даст уже ей жить нормальной жизнью.
Она же не монахиня! Из какого захолустья он появился, что вот так, жестоко, запрещает дочери заниматься сексом до свадьбы. Такое если и было когда-то, то тысячу лет назад, в совсем дикие времена.
Чёртов Тринити прилетел в этот мир из прошлого, не меньше.
Шутка шуткой, а мне вдруг становится не по себе. Если я оказался здесь из будущего, то почему кому-то не нырнуть в этот ад из прошлого?
— Да, — я вижу как она ждёт и… сдаюсь. Прикасаюсь губами к крохотному соску и Алиса снова вздрагивает.
— Прости, — извиняется она. — Слишком приятно. Поцелуй, пожалуйста, еще.
И я целую.
Сначала один, а потом другой. Соски её почти сразу набухают и я не выдержав хватаю один из них губами.
Алиса тут же отстраняется и наклонив голову смотрит на меня. Долго смотрит зажигая сердце взглядом, а потом качает головой.
— Нет, милый, только поцелуй. Мы ведь не хотим обманывать папу когда он спросит о том, что между нами было?
Огонь в её глаза сейчас, когда она смотрит на меня, сводит с ума.
— Не хотим, — отвечаю я и тянусь губами к её соскам, но Алиса снова отстраняется. Встаёт с моих колен и присаживается на траву у моих ног.
— А теперь я буду целовать тебя, — говорит она. — Покажи его мне.
Она кивает на бугор между моих ног.
Я уже не могу сопротивляться, тем более что, кажется, сама Алиса несмотря на всё своё желание, отлично контролирует ситуацию и не даст произойти ничему такому, за что нам бы потом пришлось оправдываться перед её отцом.
Расстёгиваю одежды и достаю свой член. Достаю и вижу ужас в глазах Алисы.
— Вот он какой…
Она наклоняется и тихонько целует его. Берёт свои тонкими пальчикам и, придерживая, целует весь, начиная с головки и опускаясь к яичкам. И их она тоже целует.
Это безумие. Оказывается, просто поцелуи тоже могут свести с ума, если… если мучить себя ими слишком долго.
Я забрызгиваю личико Алисы и она застывает.
— О! — она в изумлении прижимает ладони к своим щекам. — Что это?!
— Что-это?! — я пытаюсь на ходу придумать самое простое объяснение. — Сок жизни.
Ну, такое себе объяснение, но сейчас, после того, что я натворил, мне не до великих раздумий и гениальных идей.
— Сок? — она недоверчиво смотрит на меня.
— Да. Он рождает новую жизнь.
— Я хочу попробовать его, — говорит она и не дожидаясь моего ответа, высовывает язычок и проводит им по члену. Она облизывает его, спускаясь и затем снова поднимаясь к головке. Облизывает старательно, и кажется, с удовольствием.
— Почему сок жизни пахнет ягодами? — спрашивает она, поднимая ко мне своё личико с крохотной белой каплей на губах.
— Потому что это сок жизни, — отвечаю я, наблюдая, как она быстрым движением своего острого язычка слизывает и эту крохотную белую капельку.
Глава 2
Просыпаюсь от шума на улице. Я слышу голос Алисы… и даже, кажется, её плач.
Плач?!
Выскакиваю из постели, торопливо натягиваю на себя одежду, толкаю дверь на балкон и вижу корабль зависший над улицей перед домом, а внизу кучу людей, Тринити залитого кровью у них на руках и плачущую, испуганную Алису рядом.
Тринити бережно несут к дому — так бережно, словно жизни в нём осталось совсем чуть-чуть.
Алиса выпускает руку отца и бежит к дому, чтобы распахнуть дверь, а я, натянув сапоги, несусь по лестнице вниз — моя спальня здесь на втором этаже.
Когда спускаюсь, вижу Тринити на полу посреди комнаты. Люди, которые принесли его — судя по одеждам какие-то вооружённые бродяги — расступаются. Я вижу растерянность на их лицах. И ожидание — они смотрят на Алису, заплаканную Алису и, как будто, ждут указаний.