Подол и короткие рукава платья украшал узор в виде ландышей.
Высокая талия была все еще в моде, но платья уже не были прямыми и бесформенными, а носились с небольшим корсетом. Эта деталь сделала талию Рокуэйны еще тоньше.
Мари уложила ее волосы и приколола маленькую диадему из искусственных бриллиантов.
Рокуэйна помнила, что у Кэролайн была настоящая бриллиантовая диадема, и ей было интересно, заметит ли маркиз, что ее вещица — всего лишь подделка.
Та, которая была на ней в день свадьбы, принадлежала герцогине и, естественно, осталась в замке. Рокуэйна с легким сожалением подумала, что, кроме обручального кольца, у нее нет ничего ценного.
Если, узнав правду, маркиз выгонит ее из своего дома,она окажется на улице без гроша в кармане и без вещей, которые можно было бы продать.
Затем она убедила себя, что он вряд ли пойдет на такой шаг во избежание скандала.
Если же он все-таки поступит именно так — а она была уверена, что он может быть безжалостным, — ей придется разыскать семью своей матери.
Когда война закончилась, мать написала своим родственникам, и было решено, что после того, как все окончательно утихнет и родители смогут собрать необходимую сумму денег, они поедут в Париж.
После смерти матери герцог приказал убрать все их вещи в кладовку, и девушка не успела взять с собой в замок адреса, которые теперь могли бы пригодиться.
Оставалось лишь сожалеть, что она не написала своим родственникам во Франции.
Одной из причин этого было то, что герцогиня запретила ей общение с теми, кого она все еще называла «врагами», и любые письма во Францию, если бы она их увидела, были бы конфискованы и уничтожены.
«Они где-то в Париже, — успокаивала себя девушка, — и если будет совсем плохо, я попытаюсь отыскать их».
Медленно спускаясь по лестнице, она думала, что ей наверняка придется это сделать, так как готовилась к самому худшему.
Лакей провел ее через холл, где стояла прелестная скульптура, и открыл дверь комнаты, которая, по ее мнению, была салоном.
Две огромные хрустальные люстры мерцали, как алмазы, хотя шторы на окнах еще не были задернуты. Солнце уже ушло за горизонт, но небо еще было залито светом.
Потом у нее все поплыло перед глазами, но все же Рокуэйна заметила, что в дальнем конце салона стоит ее супруг, элегантный как никогда.
Если маркиз производил впечатление властного человека в костюме для верховой езды, то теперь, в бриджах, с белым, отороченным кружевами шейным платком, он выглядел еще более властным.
Она медленно пошла к нему, высоко держа голову и чуть приподняв подбородок, понимая, что наступает решающий момент.
Когда она подошла поближе, маркиз сказал:
— Добрый вечер, Кэролайн! Я заготовил кучу извинений, и мне остается лишь надеяться, что теперь вы отдохнули и готовы их выслушать.
Его речь была предельно любезной и, когда она подошла к столу, на котором в серебряном ведерке со льдом стояла бутылка шампанского, его взгляд был сосредоточен на этой бутылке.
— Прежде всего, по-моему, — не ожидая ее ответа, продолжал маркиз, — нам следует выпить за наше счастье, то есть восполнить тот пробел, который — увы! — был в день венчания.
Он наполнил два бокала и протянул один из них Рокуэйне.
Когда она брала его, он наконец взглянул на нее и окаменел.
Маркиз вглядывался в нее, и выражение его лица становилось все более изумленным.
Затем он воскликнул:
— Вы не Кэролайн!
— Нет.
Минуту они стояли молча, потом маркиз спросил:
— Так кто вы и почему вы здесь?
— Я… ваша жена. Маркиз шумно втянул воздух. Рокуэйна не успела ответить, как он сказал:
— Вы та девушка, которую я встретил в конюшне. Это вы укротили Вулкана.
— Да, мое имя Рокуэйна.
— Но вы говорите, что являетесь моей женой?
— Д-да.
Маркиз, казалось, лишился дара речи, но когда заговорил снова, его слова звучали как выстрел пистолета.
— Какого дьявола, что происходит? Почему вы здесь вместо Кэролайн?
Рокуэйна крепче сжала бокал и заставила себя справиться с волнением.
— Кэр-ролайн… любит… другого человека.
— Но почему меня не поставили об этом в известность?
— Ее родители… настояли, что она должна… выйти за вас.
Маркиз отвел от нее взгляд и поднял свой бокал. Он выпил его одним залпом и сказал:
— По-моему, Рокуэйна, вы должны мне многое объяснить!
— Можно, я… присяду?
Маркиз жестом пригласил ее сесть, и она устроилась на краешке софы.
У нее подкашивались ноги. Руки тоже дрожали, и она крепко сжимала бокал, словно спасательный круг.
Она понимала, что маркиз ждет объяснений, и через минуту тихим голосом неуверенно сказала.
— Кэролайн убежала с мужчиной, которого любит… и им необходимо было время, чтобы уехать подальше, поэтому мне пришлось занять ее место…
— Вы заняли ее место и вышли за меня замуж! — воскликнул маркиз. — И это законно?
— Мне к-кажется…
— Но я помню, что у алтаря вы отзывались на имя Мэри?
— Меня крестили как Мэри Рокуэйну.
— Вы похожи на нее, то есть вы в родстве?
— Мы кузины.
— Да, я вспоминаю, что вы назвались «Брант». С вами связана какая-то тайна?
— Вся тайна заключается в том, что герцогиня ненавидела моих родителей.
При этом она заметила, что маркиз с иронией смотрит на нее, и поняла, что он думает, будто этим она пытается оправдать свой поступок.
Поэтому она замолчала, и через минуту маркиз сказал:
— То, о чем вы говорите, похоже на правду, но я подозреваю, что настоящая причина обмана заключается в том, что вам очень хотелось стать маркизой.
Рокуэйна гордо подняла голову.
— Это вовсе не так. Просто Патрик убедил меня, что только таким образом он с Кэролайн сможет убежать, ведь между ее возвращением из Лондона и венчанием оставалось совсем мало времени.
Ей показалось, что она все еще не убедила маркиза, и она продолжала:
— Если бы не было такой спешки и Кэролайн вернулась пораньше, они могли бы убежать в пятницу или субботу, и тогда мне не нужен был бы этот подлог.
Маркиз нахмурил лоб, словно пытался уследить за ее мыслью, а затем сказал:
— Но вы не отказались от этого, как вы выразились, «подлога»!
— Для меня это была единственная возможность выбраться из замка, где я жила как в тюрьме и была прислугой или, точнее, швеей моей тетки!
— И вы хотите, чтобы я поверил в это?
— Думайте, что угодно, но это чистая правда.
— По существу, вы намекаете на то, что выбрали меньшее из двух зол! — с сарказмом заметил маркиз.
— Именно это я и собиралась сказать. Смею вас заверить, милорд, что ни при каких других обстоятельствах я бы не вышла за вас!
— Почему же это?
— Потому что вы очень… жесткий человек и крайне себялюбивый.
— Себялюбивый?
— Конечно! Вы решили жениться на Кэролайн потому, что это устраивало вас по причинам, которые ей были хорошо известны. Но с ней вы даже не обсудили этот вопрос и решили, что от вашего предложения она придет в такой же восторг, как и герцогиня.
Говоря это, девушка понимала, что инициатива у нее в руках, так как она подошла к вопросу с неожиданной для маркиза стороны. Через минуту он заговорил снова:
— Пожалуй, если подумать, я поступил несколько своевольно!
— С вашей стороны было непростительно, что вы позволили родителям Кэролайн поступить с дочерью как с вещью, даже не спросив, хочет она выходить за вас или нет.
— Но я всегда считал, что браки молодых девушек устраивают их родители, — заметил маркиз, словно пытаясь оправдаться, — и что они выбирают того жениха, кто сделает наиболее выгодное предложение!