Он-то найдет… Но стоить Гордееву это будет дорого. Свою работу Гаврила ценит.
– Телки – это хорошо. Но нам бы ещё кого-то из спонсоров привлечь… – Тему переводит Костя.
– Было бы неплохо. Но для этого надо ходить и общаться, Костя Викторович. Не нахуй слать, а общаться.
Замечание Гаврилы Костю не радует. Он морщится.
– Выбери себе что-то… – стопка с приглашениями снова ложится на стол. Гаврила подталкивает её к Косте, пока второй следит.
Смотрит несколько секунд, но не касается.
– На вечер планы.
Отвечает так, что понятно – спорить нет смысла. И спрашивать, какие, тоже. Важные.
Строчат ему, блять, как сумасшедшие…
И непонятно, почему самого Гаврилу это раздражает.
Наверное, потому что он тоже не против бы, чтобы ему планы строчили, а они…
– Ты, главное, своими планами наш план не сломай…
Косте не нравится, когда его учат. Поэтому он даже не отвечает. Зато меняет решение – дает приглашениям шанс. Листает, проглядывая, откладывает со словами:
– Херня какая-то…
И пусть это ответ неправильный, но Гаврилу улыбается.
Он согласен – херня.
– А это что? – то самое, лаконичное, приглашение осталось у Гаврилы. Он неосознанно постукивал им по бедру. Замер.
Слишком внимательный Костя кивает на него, поднимает глаза на лицо друга.
– Себе оставил, – который отвечает вроде как без эмоций, хотя на самом деле… Нахуя оставил – сам не знает. Дебил, наверное. Но отдавать не хочется.
– Что-то интересно? – чуть раздражает, что именно оно вызывает в Косте любопытство. Но Гаврила заставляет себя протянуть. Для него – наверное, нет. Не интересно.
– Павловский… – ту же фамилию повторяет еще и Гордеев, а Гаврила хрустит пальцами. Сука… Разве ж можно любить одну и так ненавидеть второго? Разве ж можно до сих пор её любить?
– Тоже херня…
Костя отбрасывает приглашение, посчитав недостойным своего внимания. А Гаврила хмыкает, задерживаясь взглядом на тесненных золотом буквах на глубоком синем.
Перед глазами снова ночь. Она под ним. Дышит в губы. Просит быстрее её брать… Снизу гул голосов, а им посрать…
– Ну херня, значит, херня.
Гаврила произносит безразлично, а у самого в голове: «мож мотнуться?».
Пальцы тянутся к картону. В подушечки вжимаются углы. Гаврила снова внимательно читает надпись…
– Хочешь — съезди. Потом расскажешь…
Гордеев внезапно выражает невероятную щедрость, предлагая. Гаврила же фокусирует взгляд на нем, так и не убрав открытку.
Хочет или нет – сам, блин, не знает.
Точнее знает, что не надо.
– Как думаешь, всё простить можно? – Костя с Гаврилой редко ведут задушевные беседы. Только если оба прямо в хлам. Поэтому вопрос Гаврилы Гордеева, наверное, удивляет. Он недолго смотрит серьезно, потом хмыкает и головой качает:
– Ничего прощать нельзя.
Отвечает ожидаемо, вызывая грустную улыбку.
– А ошибку если?
– Нехуй ошибаться.
Ответ – типично Гордеевский. И не поспоришь же, блин. Вообще не поспоришь.
Полина никогда не получала большого удовольствия от посещения светских мероприятий. Это сильно отличало её от сверстниц в девятнадцать. Как оказалось, в двадцать семь всё без изменений.
В просторном зале одного из самых дорогих отелей столицы ей снова душно, хочется как минимум выйти на террасу. Как максимум – уехать. Но нельзя.
Это праздник в её честь.
В чем смысл праздновать её возвращение – Полина так и не разобралась, но в конфликт с отцом не вступила.
До сих пор болью отзывались воспоминания о временах, когда её бунт обернулся настоящей трагедией. И виной тому – не отец. Он, кажется, даже прав оказался.
Мысли в очередной раз сворачивают не туда, Полину до сих пор мучает несостоявшийся разговор. Она даже через много лет иногда ведет его в уме, но это не то, конечно же.
Правда и встретив Гаврилу, спросить не рискнула. Трусиха. Только вот и он тоже трус.
Через восемь лет после предательства в ней не должно было остаться ни единой эмоции по отношению к мужчине, ставшем её первой любовью. А как-то так получается, что они то и дело возникают.
Полина благодарит кивком за поднесенный на подносе бокал с шампанским, пьет, блуждая взглядом по залу.
Она сегодня выглядит прекрасно, а чувствует себя откровенно плохо. Виной тому и нежелание здесь находиться, и мысли о Гавриле, и просто ПМС.
Полина замирает, увидев в арке входа знакомого человека. Сердце тут же ускоряется, она улыбается и расслабляется…
– Саба… – произносит, готовясь сразу сорваться навстречу.