– Ты волнуешься.
Гаврила не спрашивает – констатирует, волнуя сильнее. Он прав. Поля даже улыбается из-за того, насколько.
Он смотрит на неё внимательно, ни капельки не смущаясь. А она почему-то как девочка просто…
С губ рвется: «ты волнуешь», но это странно прозвучит. Она же по делу пришла.
Следующей в голове мелькает самоубийственная мысль задать ему те вопросы, которые столько лет мучили, но Полина находит в себе силы и её тоже отбросить.
Зачем? Чтобы снова так же больно? Она тогда еле вынесла, второй раз не хочет.
Чувства же не прошли, как бы ужасно это ни было. Он напротив сидит, а у неё выскакивает сердце.
– Я хочу попросить о помощи.
Не надо бы, но Полина как человек с манией засекает каждую его реакцию. После её слов Гаврила сильнее хмурится, дает продолжить.
– Я не настаиваю, ты не должен… – и она пытается, но делает что-то не так. Потому что Гаврила хмыкает и все же перебивает:
– Если не захочу, не стану помогать, Поль. Можешь не волноваться…
Она не волнуется, но его замечание колет. Старый Гаврила, наверное, так не сказал бы.
Молчать бессмысленно, как и оттягивать.
Полина снова отрывает взгляд от лежавшей на столике мужской кисти, поднимает вверх…
Стыдной мыслью проносится: он красивый такой… Близкий и далекий. Как так получилось?
– Я вернулась домой по просьбе отца, – Полина только начинает, а Гаврила опять кривится.
– Ты – хорошая дочь, Поль. Лояльна к просьбам…
Что он имеет в виду, Полина понимает не до конца, но в мужских глазах вспышка – её опаляет.
Поля моргает, потом снова смотрит на него.
– Он не оставит меня в покое, пока замуж не выйду за кого-то…
Слово подобрать сложно. Об этом стоило раньше подумать, а не в процессе.
– Достойного, – Гаврила же вроде бы помогает, а по факту только хуже делает. Полине горько. Она никогда не считала его себя не достойным. Даже кивнуть сейчас не может, поэтому передергивает плечами.
– Пусть будет так. Он нашел мне человека, которого не против был бы видеть зятем.
Реакция Гаврилы ожидаема – он снова хмыкает.
– Кого? – но не ёрничает, только вопрос задает.
– Никита Доронин. Не знаю, слышал ли…
Судя по тому, как сужаются глаза, слышал. Значит, Саба права. Гаврила неплохо знает всех этих людей.
Пауза в разговоре – не самая комфортная.
Взгляд Гаврилы преображается. Удивление меняется вспышкой злости, дальше будто разочарование. В голове проносится фраза, которую мог бы произнести тот давний двадцатилетний Гаврила:
«То есть ты серьезно, Поль? Дашь себя под насильника положить?»
Она не хочет. Она поэтому и пришла.
Когда-то ей уже нужна была его помощь – он не помог. Теперь… А вдруг?
– Про него ужасные истории ходят…
– Я в курсе. Отца это не смущает?
Вопрос не требует ответа. Обоим очевидно: нет.
У Гаврилы скулы каменеют, Полина чувствует свою вину. На секунду кажется, что зря пришла. Но пойти на попятные она не успевает.
– Чем я по-твоему помочь могу?
Гаврила сам спрашивает, чтобы дальше смотреть незнакомо холодно и выжидающе.
Полина ловит себя на том, что тепло не идет. Не сочится. Отключили.
Это больно сжимает сердце. Стыдно признаться, но ей хотелось бы… Хотя бы подушечками пальцев дотронуться. Но он другой – между ними не стол, стена скорее. Её осторожность… Его осторожность…
– Я ищу надежного человека. Хочу договориться о фиктивном браке.
Едя сюда, Гаврила перебрал в голове миллион вариантов, зачем мог понадобиться Полине. Слишком оптимистичные отбрасывал, не додумывая даже. С некоторых пор в оптимистичные просто не верил.
Самого злила готовность бежать навстречу, стоит ей пальцем поманить. Он же с собой о другом договаривался. Да как-то… Не выходит.
То телефон возьмет, то напишет невзначай, то подсмотреть мотнется. Тянет…
Стоит увидеть её за столиком – сердце реагирует. Она там по-прежнему живет.
Волнует, пугает, злит…
Особенно, когда говорит это свое «по просьбе отца».
Гавриле приятно видеть, как кривится в ответ на замечание о её лояльности к просьбам. Вряд ли сама аборт сделать предложила. Но не отказалась же… Не отказалась…
Когда Полина начинает говорить про «замуж», Гаврила чувствует, как потихоньку подкипает. Внешне остается холодным, а внутри бурлит.
Если бы не ее отец, и если бы не она сама, они уже восемь лет могли бы быть семьей. У них было бы уже много детей и много же счастья.
Он бы действительно горы сворачивал для своей любимой Полюшки. Он для неё выбраться хотел, пока не узнал – ей он не нужен.