А еще Саныч все же защитникам хвоста накрутил, когда мы уже выходили. Вон, Матвеич с Колесом дежурят в центральном круге. Они, конечно, могут и в нападении играть, но сейчас мячи забивать — не их дело. Зато если вдруг прорвется враг…
Накаркал!
Очередной пас вдоль линии штрафной, внезапно выставленная нога защитника, перехват, удар по скачущему мячу вперед, и здравствуй, атака. Как же они быстро выбегают! Если бы не Матвеич с Колесом в центре — мог быть и гол. Но Колесо подставил спину, Матвеич махнул ногой, как косой, тупо отправляя мяч на трибуну. И правильно. Тут не красота уже важна. Важно не пропустить.
Из аута латыши тоже кидали опасно — метров на двадцать сразу. Теперь уже мы отбиваемся. Почти вся команда выстроилась в две линии вдоль штрафной.
А почему две? А потому что вон наши Микроб с Погосяном неспешно прогуливались у центрального круга, отвлекая чужих защитников. «Только дай пас, — говорил их вид. — Только нам кинь мяч — и гол обеспечен!»
Дальний удар в ворота я принял в руки, тут же на инерции развернулся и отправил мяч к центральной линии. А нате! И вся команда противника рванула за мячом. Но там же наши двое. Микроб понесся вперед боевым конем, он взбрыкивал от радости скорости и от счастья, что все получается. И тут наперерез выскочил защитник, Микроб в него врезался, отлетел на газон, потому что легче, и остался лежать неподвижно, словно его убили.
Исчерпал ресурс, внутренний огонь угас, и он теперь — сдутый шарик, пользы от него ровно столько же.
Димидко как раз пробегал недалеко от бровки и от моих ворот зверем на ловца, и я крикнул:
— Саныч, меняй Хотеева!
— Чего это? — насупился он.
— Просто слушай меня, я знаю, что говорю.
Игру остановили. К валяющемуся Микробу подбежал врач. Сан Саныч же послушал меня, снял Микроба. «Наелся» наш Марадона сегодня. Это сколько он рывков метров по сорок-шестьдесят сделал за игру? Его тело пока не приспособлено к таким нагрузкам.
Зевая, Микроб поплелся к нашей скамейке и, молодец, сразу же что-то съел, восстановил силы. Вот и еще минута честно выиграна. Все отдышались. А выпустил Саныч не нападающего Синяка, а второго опорника, Гребко. Понятное дело: счет комфортный, игра, считай, сделана. Осталось красиво удержать.
Последние пятнадцать минут играли на удержание. И хорошо играли! Ударов по моим воротам практически не было. А те, что были — были на удобной высоте и с удобной для меня силой. Трибуны уже посвистывали, но счет-то в нашу пользу!
В последние пять минут «строители» поняли, что матч проигран, и навал прекратился. А может, они просто устали. Отыгрываться — это очень энергозатратно, никакой выносливости не хватит. Дополнительные три минуты им не помогли, зато Погосян, которому в этой игре не удалось отличиться, чуть не забил. Опасный был момент, но их вратарь справился.
И вот финальный свисток. Под крики трибун: «„Титан“ — чемпион!» — мы удалились с поля и собрались в раздевалке.
— Ну что я вам скажу, — добро ухмыльнулся Димидко. — Это было круто! Можете же, когда захотите. Так чего бы всегда так не играть? Умно, красиво. Смотреть одно удовольствие. Следующая игра у нас третьего мая в Фергане с «Нефтяником». Я очень надеюсь на такой же результат.
— Мужики, кто со мной по бабам? Мика?
— Пора по бабам-пам! — ответил Погосян нараспев и покосился на Димидко. — Бухать не будем, мамой кля-я-нусь! Но пар спустить надо, начальник!
Саныч только рукой махнул.
Я покосился на Микроба. Он устал, да, но не совсем помирал, как в прошлый раз. И все-таки прежде, чем уйти к Лизе, я решил за ним понаблюдать, а то еще свалится под лавку и уснет. Но нет, после душа взбодрился, держался молодцом.
Я проверил телефон и обнаружил сообщение от Лизы:
«Молодцы. Красивая игра. Жду в столовой. Нехорошо мне».
Можно ли буквами передать состояние? Можно. Я почувствовал, что ей и правда нехорошо. Но это ведь бывает: тошнит, голова кружится, настроение скачет. Женщина может накрутить себя и обидеться. Может просто затосковать, потому я быстренько принял душ, оделся и рванул к ней, перекинув через плечо сумку с вещами.
Весь недолгий путь до столовой я представлял, что будет завтра. Вот Лиза стоит на пирсе, ждет. Возможно, злится, потому что я опаздываю. Вокруг серо, серое тяжелое небо, серая гладь реки, и вдруг ярким пятном — алые паруса. Лиза, конечно, смотрит на них, примеряет на себя, думает, вот кому-то повезло, и тут эта яхта приплывает к ней!
До закрытия столовой был еще час. Прежде чем открыть дверь, я заглянул в окно и увидел Лизу: плечи и голова опущены, взгляд направлен в одну точку, на столе лежит телефон.