— Никому, — кивнула Семерка. — Даже своим. Клянусь.
Я еще раз сжал ее руку, потом забрал глушилку.
— Я приду после обеда, каким бы ни был результат моего разговора с… ним.
Семерка вскинулась и прошипела:
— Вот только жалеть меня не надо. Не люблю! Лучше принеси сигарет, а то уши пухнут.
Ох уж эти «сильные» женщины! И вот как после этого о них заботиться?
Лев Витаутович и заведующий были в кабинете. Тирликас сразу же распрощался, и мы вышли на улицу, сели в машину, и только там он заговорил:
— По делу работают лучшие сотрудники БР, но — никаких зацепок. Что наводит на мысль об участии в заговоре высшего руководства.
— Юля то же самое сказала. Нужно еще раз перетрясти контакты Шуйского и компании. Опросить тех, кого посадили за соучастие.
— Думаешь, в БР работают идиоты? — усмехнулся Витаутович, заводя машину. — Есть основания полагать, что исполнители уже мертвы. Ну и члены различных ячеек не знают друг друга, это старая практика.
Будто наяву я услышал голос нашего шотландского сопровождающего, Акселя: «Березка». Интересно, этот Березка как-то причастен к убийствам, или тут что-то другое? Когда он выйдет на меня? Если скоро, за ним можно проследить, авось выведет на кого-нибудь интересного…
Мысли оборвал Витаутович:
— Ты уже говорил с майором Кротовым?
— С кем? — переспросил я, спустя несколько секунд сообразил, о ком он — о кряжистом майоре-бээровце, с который вербовал меня в военкомате. — А-а-а, нет. Я даже фамилии его не знал, только имя и отчество: Антон Иосифович. В этот раз военкомате все решал с Кубиковым, потом меня никуда не вызывали. Я еще удивился, что отчитаться не потребовали. А вы в курсе, что ли, что он мне говорил?
Тирликас кивнул.
— Позже выяснил, кто и куда тебя призвал, мы-то все в одной лодке и многое друг о друге знаем, что очень осложняет дело с покушениями на одаренных.
— Вам известно общее количество одаренных? — спросил я, мысленно прикидывая, что если на каждый город по пять человек, количество получится запредельное.
— Чуть больше пяти тысяч.
Я присвистнул. Плюс без малого пятьсот самородков. Всех проконтролировать невозможно.
— А обо мне кто знает?
Поджав губы, он сказал:
— Тебя в базу не внесли по понятным причинам. Но некоторые люди здесь и в Москве о тебе осведомлены.
Я не сдержал эмоций и грязно выругался, откинулся на спинку сиденья. Все мои цели и планы снова повисли на волоске — не дают спокойно ни жить, ни работать. Впрочем, рассчитывать на то, что от меня отстанут, было наивно.
— По понятным причинам — это по каким?
— Твоя поездка в Англию, — улыбнулся он. — Нужно быть совсем кретином, чтобы не догадаться, зачем тебя запихнули в «Динамо», перед тем устроив шумиху. Что ж, будем надеяться, что люди, которые это устроили, непричастны к убийствам, иначе вся затея прахом.
— Так чего меня этот Кротов не вызвал? Неужели его тоже…
— Нет. Он просто в отпуске в Болгарии. Но ради такого дела он обязан был вернуться в Михайловск.
Машина ехала по центру, мы молчали. Думать о том, чего я не мог разгадать, не хотелось, и мысли вернулись к Семерке и Дарине. Если Дарина войдет в палату в маске, халате, колпаке и очках, Семерка вряд ли потом ее узнает. Или в мозги залезет и выяснит то, что ей нужно? Она ведь телепат.
Правильнее обо всем честно рассказать Дарине, и пусть сама решает. Обезопасить ее можно, объяснив, как чувствуется ментальное воздействие, и при малейшей попытке залезть ей в мозги, Дарина просто уйдет. Семерка будет сама виновата. Да, это выход.
— Лев Витаутович, а отвезите-ка меня в одно место, — я назвал спортивный магазин неподалеку от дома Дарины; куда я еду на самом деле, ему знать незачем.
— Без проблем, — пожал плечами он, а я написал Дарине, поинтересовался, дома ли она.
Девушка ответила сразу же — да, дома, да, приходи, второй этаж, квартира 10.
Распрощавшись с Витаутовичем, который отдал мне глушитель — мол, понадобится еще — я направился к ней, взбежал по лестнице пятиэтажки, позвонил — Рина открыла сразу же. Выглядела она свежее, чем вчера. Светлая майка, короткие оранжевые шортики.
— Ты как? — спросил я, испытывая вину за то, во что ее собрался вовлечь.
— Живая, — улыбнулась она и отступила, пропуская меня в кухню. — Кофе будешь? Ты голодный?
Вспомнилась раздутая нога Семерки, гнилостный запах, и аппетит пропал.
— Давай кофе, — сказал я из вежливости.
Разговор удобнее вести за чашечкой чего бы то ни было — не так чувствуется напряжение. Дарина кивнула, встала на цыпочки, потянулась за туркой на полке, и я залюбовался ее ножками. Поймал себя на мысли, что не время.