Общие итоги. Екатерина I
Особа без роду и племени, но обладавшая вполне здравым женским умом, Екатерина I ни по своим знаниям, ни по интеллекту, ни по кругозору не подходила для роли правительницы огромного государства. Ее появление на престоле – результат чистой случайности, временного компромисса соперничавших партий, заинтересованных в сохранении проложенного царем-преобразователем курса.
Сопровождая супруга в поездках и походах, будучи на бытовом, семейном уровне самым близким к нему человеком, она была в курсе его дел, но не имела никаких собственных взглядов на политические, административные, экономические вопросы.
И вполне естественно, что, взойдя на престол, она передоверила решение этих вопросов соратникам покойного мужа, которые тоже действовали в русле петровских заветов.
Самой Екатерине оставалась лишь скромная роль арбитра, призванного урегулировать конфликты между петровскими соратниками, и с этой задачей она относительно успешно справлялась.
Проводя почти все свое время в развлечениях, вдовствующая императрица словно пыталась заполнить душевную пустоту, образовавшуюся с кончиной супруга, а само пребывание на престоле являлось лучшей гарантией ее собственной личной безопасности.
По сути, все правление Екатерины I – лишь своего рода тайм-аут, краткая передышка, необходимая для того, чтобы народ и элита могли передохнуть и осознать место России в изменившемся мире, осознать сложность задач, взваленных на себя вместе с имперским бременем.
Эта передышка была не топтанием на месте. Россия закрепляла свои позиции в Европе, как продолжая расширять сферы влияния (Курляндский конфликт), так и зафиксировав определенные геополитические приоритеты своим альянсом с Австрией.
Ориентация на Запад не означала отказа от расширения и продвижения на Востоке, что подтверждается экспедицией Беринга.
Француз Маньян писал: «…кончина царицы заставляет проливать слезы единственно ее детей. Всеобщей скорби она не вызвала».
Народ действительно не успел толком узнать государыню, которой повиновался без малого в течение двух лет и деяния которой почти не отразились на его повседневной жизни, если не считать, что чрезвычайные повинности и войны как-то незаметно ушли в прошлое. Страна словно передохнула и оглянулась, перед тем как продолжить движение по предназначенной ей дороге.
Петр II (1715–1730). Юноша-император с ½ русской крови
Перед самой своей кончиной министр находившегося в Петербурге и являвшегося членом Верховного тайного совета герцога Карла Фридриха Голштинского, его главный министр и секретарь Геннинг Фридрих Бассевич (1680–1749) составил завещание, подписанное от имени тяжело больной царицы ее дочерью Елизаветой Петровной. Интересно, что содержание завещания противоречило интересам и самой Елизаветы Петровны, и патрона Бассевича герцога Голштинского, которые также имели определенные виды на трон Российской империи. Ведь и Елизавета Петровна, и ее сестра Анна, супруга герцога Голштинского, – дочери Петра Великого и Екатерины I. Однако престол умирающая решила оставить не им, а Петру – сыну царевича Алексея[38].
Подобное решение представляет интерес не только с исторической, но и с психологической точки зрения, поскольку главным его инициатором стал «полудержавный властелин» А.Д. Меншиков, вместе с Екатериной сыгравший не последнюю роль в событиях, приведших к гибели царевича Алексея.
Вероятно, Меншиков убедил Екатерину, что таким образом она, стоя на пороге вечности, хотя бы частично искупит вину перед загубленным пасынком. Сам же Меншиков, помимо искупления вины, руководствовался и чисто меркантильным интересом, добившись включения пункта, по которому Елизавета и Анна, а также «правительство администрации» должны способствовать заключению брака между будущим императором и одной из дочерей «светлейшего».
Разумеется, корыстный интерес Меншикова слишком очевиден, чтобы умирающая императрица его не заметила, однако напоминание о несчастном царевиче все же сыграло решающее значение. Относительно же «светлейшего» Екатерина I, стоя на пороге вечности, могла исходить из того, что он должен сам разбираться со своими плутнями.
Так или иначе, при некотором недоумении придворных партий, но при очевидном одобрении «старой знати» на престол вступил 11-летний царевич, выглядевший в глазах окружающих как представитель консервативной допетровской традиции. А тот факт, что по крови он наполовину немец, не имел в их глазах никакого значения.