Выбрать главу
отзывалось на крик, человеческий крик. Когда одиночество комом подкатит под горло, под горло, И сдавленный стон еле слышно в обрыв упадет, в обрыв упадет, Крик этот о помощи эхо подхватит, подхватит проворно, Усилит и бережно — в руки своих — донесет. Должно быть, не люди, напившись дурмана и зелья, и зелья, Чтоб не был услышан никем громкий топот и храп, топот и храп, Пришли умертвить, обеззвучить живое, живое ущелье, И эхо связали, и в рот ему всунули кляп. Всю ночь продолжалась кровавая злая потеха, потеха, И эхо топтали, но звука никто не слыхал, никто не слыхал… К утру расстреляли притихшее горное, горное эхо, И брызнули слезы, как камни, из раненых скал… И брызнули слезы, как камни, из раненых скал… Разведка боем Я стою и все стоят, построясь… Только добровольцы — шаг вперед. Нужно провести разведку боем. Для чего? Кто ж сразу разберет. Кто со мною? С кем идти? Так, — Борисов, так, — Леонов, И еще этот тип Из второго батальона! Мы ползем, к ромашкам припадая. Ну-ка, старшина, не отставай! Ведь на фронте два передних края: Наш, а вот он, их передний край. Кто ж со мною? С кем идти? Так, — Борисов, так, — Леонов, И еще этот тип Из второго батальона! Проволоку грызли без опаски. Ночь, темно, и не видать ни зги. В двадцати шагах чужие каски С той же целью — защитить мозги. Кто со мною? С кем идти? Здесь, Борисов, здесь, Леонов, Ох еще этот тип Из второго батальона! Скоро будет Надя с шоколадом[4]. В шесть они подавят нас огнем. Хорошо, нам этого и надо. С богом, потихонечку начнем. С кем обратно ползти? Так, — Борисов, где Леонов?! Эй, ты жив?! Эй, ты, тип Из второго батальона. Наш НП, наверное, в восторге, Но фуражки сняли из-за нас. Правильно. Считай, что двое в морге, Двое остаются про запас. Кто со мною? С кем идти? Где Борисов, где Леонов? Рядом лишь этот тип Из второго батальона… Пулю для себя не оставляю. ДЗОТ накрыт, и рассекречен ДОТ. Этот тип, которого не знаю, Очень хорошо себя ведет. С кем в другой раз идти? Где Борисов, где Леонов? Правда, жив этот тип Из второго батальона. Я стою спокойно перед строем. В этот раз стою к нему лицом. Кажется, чего-то удостоен, Награжден и назван молодцом. С кем в другой раз идти? Где Борисов, где Леонов, И парнишка затих Из второго батальона. Он не вернулся из боя[5] Почему все не так? Вроде все как всегда: То же небо, опять голубое, Тот же лес, тот же воздух и та же вода, Только он не вернулся из боя. Мне теперь не понять, кто же прав был из нас В наших спорах без сна и покоя. Мне не стало хватать его только сейчас, Когда он не вернулся из боя. Он молчал невпопад и не в такт подпевал, Он всегда говорил про другое, Он мне спать не давал, он с восходом вставал, А вчера не вернулся из боя. То, что пусто теперь, не про то разговор: Вдруг заметил я — нас было двое… Для меня словно ветром задуло костер, Когда он не вернулся из боя. Нынче вырвалась, будто из плена, весна, По ошибке окликнул его я: «Друг, оставь покурить», — а в ответ — тишина… Он вчера не вернулся из боя. Наши мертвые нас не оставят в беде, Наши павшие — как часовые… Отражается небо в лесу, как в воде, И деревья стоят голубые. Нам и места в землянке хватало вполне, Нам и время текло для обоих… Все теперь одному, только кажется мне, Это я не вернулся из боя. Звезды[6] Мне этот бой не забыть нипочем. Смертью пропитан воздух, А с небосклона бесшумным дождем Падали звезды. Вон снова упала, и я загадал: Выйти живым из боя… Так свою жизнь я поспешно связал С глупой звездою. Я уж решил: миновала беда И удалось отвертеться… Но с неба свалилась шальная звезда Прямо под сердце. Нам говорили: «Нужна высота!» И «Не жалеть патроны!..» Вон покатилась вторая звезда Вам на погоны. Звезд этих в небе, как рыбы в прудах, Хватит на всех с лихвою. Если б не насмерть — ходил бы тогда Тоже героем. Я бы звезду эту сыну отдал, Просто на память… В небе висит, пропадает звезда Некуда падать. Песня о госпитале[7] Жил я с матерью и батей На Арбате, век бы так, А теперь я в медсанбате На кровати, весь в бинтах. Что нам слава, что нам Клава — Медсестра и белый свет. Помер мой сосед, что справа, Тот, что слева — еще нет. И однажды, как в угаре, Тот сосед, что слева, мне Вдруг сказал: «Послушай, парень, У тебя ноги-то нет». Как же так, неправда, братцы, Он, наверно, пошутил. «Мы отрежем только пальцы» Так мне доктор говорил. Но сосед, который слева, Все смеялся, все шутил. Даже если ночью бредил, Все про ногу говорил. Издевался: «Мол, не встанешь, Не увидишь, мол, жены, Поглядел бы ты, товарищ, На себя со стороны…» Кабы не был я калека И слезал с кровати вниз, Я б тому, который слева, Просто глотку перегрыз. Умолял сестричку Клаву Показать, какой я стал… Был бы жив сосед, что справа, Он бы правду мне сказал. Песня о новом времени[8] Как призывный набат прозвучали в ночи тяжело шаги, Значит, скоро и нам уходить и прощаться без слов. По нехоженым тропам протопали лошади, лошади, Неизвестно к какому концу унося седоков. Наше время иное, лихое, но счастье, как встарь ищи! И в погоню летим мы за ним, убегающим, вслед. Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей, На скаку не заметив, что рядом товарищей нет. И еще будем долго огни принимать за пожары мы, Будет долго казаться зловещим нам скрип сапогов. Про войну будут детские игры с названьями старыми, И людей будем долго делить на своих и врагов. А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется, И когда наши кони устанут под нами скакать, И когда наши девушки сменят шинели на платьица, Не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять… Аисты[9] Небо этого дня ясное, Но теперь в нем броня лязгает. А по нашей земле гул стоит, И деревья в смоле грустные. Разбрелись все от бед в стороны. Певчих птиц больше нет вороны! Колос в цвет янтаря… успеем ли? Нет. Выходит, мы зря сеяли. Что ж там цветом в янтарь светится? Это в поле пожар мечется. Дым и пепел встают как кресты. Гнезд по крышам не вьют аисты. И деревья в пыли к осени. Те, кто петь не могли — бросили. И любовь не для нас верно ведь?… Что нужнее сейчас? Ненависть! Дым и пепел встают как кресты. Гнезд по крышам не вьют аисты. И земля, и вода стонами. Правда, лес, как всегда, с кронами. Только больше чудес аукает Довоенными лес звуками. Побрели все от бед на восток, Певчих птиц больше нет, аистов. Воздух звуки хранит разные, Но теперь в нем гремит, лязгает. Даже цокот копыт — топотом. Если кто закричит — шепотом. Побрели все от бед на восток, И над крышами нет аистов. «Их восемь, нас — двое…»[10] Их восемь, нас — двое. Расклад перед боем Не наш, но мы будем играть. Сережа, держись. Нам не светит с тобою, Но козыри не равнять! Я этот небесный квартет не покину, Мне цифры сейчас не важны. Сегодня мой друг защищает мне спину, А значит — и шансы равны. Мне в хвост вышел «Мессер», но вот задымил он, Надсадно завыли винты. Им даже не надо крестов на могилы, Сойдут и на крыльях кресты. Я — «первый», я — «первый», они под тобою, Я вышел им наперерез. Сбей пламя, уйди в облака, я прикрою!.. В бою не бывает чудес. Сергей, ты горишь, уповай, человече, Теперь на надежность лишь строп. Нет, поздно, и мне вышел «Мессер» навстречу. Прощай, я приму его в лоб!.. Я знаю, другие сведут с ними счеты… По-над облаками скользя, Летят наши души, как два самолета, Ведь им друг без друга нельзя. Архангел нам скажет: «В раю будет туго». Но только воротами — щелк, Мы бога попросим: «Впишите нас с другом В какой-нибудь ангельский полк». И я попрошу бога, духа и сына, Чтоб выполнил волю мою: «Пусть вечно мой друг защищает мне спину, Как в этом последнем бою». Мы крылья и стрелы попросим у бога, Ведь нужен им ангел-ас. А если у них истребителей много, Пусть пишут в хранители нас. Хранить — это дело почетное тоже, Удачу нести на крыле Таким, как при жизни мы были с Сережей И в воздухе, и на земле. Смерть истребителя Я — «Як», Истребитель, Мотор мой звенит. Небо — моя обитель. Но тот, который во мне сидит, Считает, что он — истребитель. В прошлом бою мною «Юнкерс» сбит, Я сделал с ним, что хотел. Но тот, который во мне сидит, Изрядно мне надоел. Я в прошлом бою навылет прошит, Меня механик заштопал, Но тот, который во мне сидит, Опять заставляет: в штопор. Из бомбардировщика бомба несет Смерть аэродрому, А кажется, стабилизатор поет: «Ми-и-и-р вашему дому!» Вот сзади заходит ко мне «Мессершмидт». Уйду — я устал от ран. Но тот, который во мне сидит, Я вижу, решил на таран! Что делает он, ведь сейчас будет взрыв!.