– Да какие там черти, – отмахнулась Гутя. – Я думаю, нам все равно надо дождаться, когда Севастьян придет в сознание, а там и выясним, что у него за дела с местными лешаками. Меня вот другое волнует – если Севастьян все это время провалялся под кустом, кто мог звонить от имени его секретаря?
– Какого секретаря? – насторожилась Аллочка. – Так, гражданочка, этот момент осветите подробно.
Для пущей убедительности она даже постучала ложечкой о чашку и сотворила тоскливо-внимательную физию, как у народного заседателя.
– Ой, ой, прям детектив из нее попер, – усмехнулась Гутя. – Сама ты гражданочка. Светлана! А отсюда можно такси вызвать?
– Я это… я уже вызвала… – виновато топталась хозяйка дачи. – Может, вам что осмотреть нужно, а я поторопилась, но знаете, после всего этого фольклора мне здесь как-то неуютно…
Гутя сощурила глаза и медленно повернулась к сестре. Та все еще сидела в позе несчастного следователя, от которого удрал подозреваемый.
– Аллочка! Какой из тебя детектив?! Нам же нужно было осмотреть место, где Малаиха Севастьяна нашла! Ты что – не могла свидетеля на место преступления проводить?! Тоже мне – миссис Марпл!
– Не матерись! – огрызнулась Аллочка, а сама подумала, что она чего-то и в самом деле сплоховала, но ведь она же не одна работает! – А ты чего?! Ты-то тоже только что додумалась!
– Так я и не лезу в детективы!
– Девочки, так, может, завтра с Ромочкой приедем…
Девочки не стали ждать до завтра. Толкаясь в дверях, они выскочили во двор и понеслись к Малаихе. Однако, пока искали ее дом, Анна Артемьевна бесследно исчезла, будто провалилась.
– Ну ладно, не будем прощаться, – запыхавшись, пообещала Гутя и заторопилась к даче – там уже сигналила серая «Волга» с шашечками на дверцах.
Дома никого не было. Фома еще не вернулся, и Варвара продолжала прилежно трудиться в своем офисе, поэтому можно было свободно посплетничать о происшествии. Гутя хотела было еще раз напомнить, какой томный взгляд подарил ей Севастьян из-под расквашенных бровей, но Аллочка решительно перехватила всю инициативу.
– А теперь, милочка, расскажи мне все с самого начала, – плюхнулась она в кресло и закинула ноги на подлокотники. Именно так себя ведут настоящие детективы, как ей казалось.
– Вот, Аллочка, когда ты такое лицо делаешь, мне… мне тебя побрить хочется! Прямо наголо! – раздраженно фыркнула Гутя.
– А че? – вытаращилась Аллочка.
– А ниче! Тогда у тебя весь вид глупый будет, а не только физиономия, как сейчас. Чего рассказывать-то? Я вообще тут вспомнила, что с тобой разговаривать даже не хочу.
Гутя совсем не собиралась стоять перед сестрой навытяжку и докладывать подробности того вечера. А сестра так и тянула за больное! Сейчас она так возмутилась Гутиным отказом, что ее бутылочные ноги дрыгнулись на подлокотнике и звучно грохнулись на пол.
– Чиво-о-о? Это, значит, она меня постыдно бросила в тот самый момент, когда я ей родной сестрой приходилась, сама унеслась с хахалем, а со мной же еще и не хочет разговаривать!!
– А кто постоянно мне палки в колеса вставляет, а? – щурилась Гутя.
– Фома! Это ты ему свои «Жигули» отдала, он туда теперь и сует что попало! Рассказывай, как дело было! – наседала Аллочка.
Гутя от такой наглости беззвучно захлопала ртом, о потом возопила с новой силой:
– При чем здесь Фома! Не-е-ет, ты подожди. Зачем ты сказала Севастьяну, что у меня муж есть? Где он? – вовсю разошлась Гутя.
– Он у тебя с нашей старшенькой сестренкой, с Мартой живет. Ой, ну никакой памяти у женщины, – разводила руками Аллочка.
– С Мартой! Вы у меня всех мужей поуводили, теперь еще и на жениха заритесь. Ничего тебе рассказывать не буду! – уставилась Гутя в выключенный телевизор.
Аллочка подергала носом. Чего уж там, конечно, она зарится на Гутиного жениха. А кто вообще сказал, что он Гутин?!
– И вообще! Чем тебе Терентий не приглянулся? Умный мужчина, состоятельный! – продолжала кипятиться Гутя. – Я столько трудов приложила, чтобы его к тебе затащить! Корзину эту придумала, а ты!!
– Я не хочу Терентия… – скривилась Аллочка. – Понимаешь, у меня в мечтах такой элегантный… такой… красивый… побритый. Вот ты знаешь, хотелось бы артиста этого, помнишь… Клуню! Я б за него пошла! А, ты все равно такие фильмы не смотришь. И суешь мне убожище какое-то! Залежалый товар! От него мусором воняет.
Гутя немного отстранилась от сестры и окинула ее придирчивым взглядом. Нет, она и раньше жалела сестренку за ее внешность, но никак не подозревала о ее мужском идеале. Чтобы заиметь такого мужчину в мужья, надо было, как минимум, быть Николь Кидман. Хотя, говорят, Клуни и таких не осчастливил. А у Аллочки налицо ярко выраженные бульдожьи щечки, мешки под глазами, отнюдь не с деньгами, да еще и фигура, как у беременного бегемота…
– Ты знаешь, Алисия, такие женихи есть. Честное слово! Но я тебе сразу говорю – они лучше удавятся, чем подпустят тебя. Хотя Клуни вообще-то любит поросят. И вообще! Ты уже пропустила свою вишневую весну, когда могла еще кого-то там выбрать! Боже упаси, я не об артистах! Но соседские трактористы еще могли на тебе задержаться! А уж теперь… И почему это тебя Терентий Олегович не устраивает?! Приличный мужчина, с косой… косу ему потом ночью можно будет обрезать. А воняет от него, потому что у него бизнес такой. Он на помойке собирает антикварные вещи, а потом их продает втридорога. А спроси меня – зачем!
– Зачем?
– Да фиг его знает. Кажется, собирается в Японию!
– Да что ты! – охнула Аллочка. – А ты откуда знаешь?
– Оттуда, – потихоньку остывала Гутя. – От него все наши дамы отказались. Тоже, как и ты, – «мусором воняет, на сверчка похож!». Я к нему и обратилась. «Скажите, говорю, отчего это у вас одеколон такой – за версту помойкой тянет? Вы мне всю клиентуру распугали». Он мне и объяснил все популярно. Я, конечно, как любящая сестра, сразу тебя к нему с корзиной, а ты…
Аллочка на некоторое время онемела, сознавая, какое сокровище упустила, а потом принялась судорожно вытаскивать из шкафов вещи.
– Гутенька, а у нас больше корзины нет? Он еще хотел мое платье за тридцатник купить, скажи, что я продам, пусть носит, или шубейку Варькину? Слушай, а может, ему твои сережки предложим, которые тебе бабушка отдала, а?
– Сережки не отдам, но… успокойся, я придумаю, как его к тебе направить. А теперь давай думать – что же с Севастьяном приключилось?
Аллочка снова надулась.
– Я не могу думать, ты забыла – я же подробностей не знаю.
Гутя задумчиво пробормотала:
– Да не было там никаких подробностей. Мы танцевали, пели, смеялись, а потом… потом он мне захотел сказать что-то важное.
– Наверное, денег занять.
– Да ну тебя! Какие деньги? Он хотел мне в любви признаться, я так подозреваю. И в этот момент его кто-то окликнул.
Аллочка оживилась. Она даже придвинулась ближе к сестре и заботливо стала поглаживать ту по спине, чтобы не раздумала говорить.
– Кто? Кто окликнул? Мужчина или женщина? Говори, Гутя, вспоминай. Может быть, он уже кому-то признался в любви? Ну а та и давай его сторожить, чтобы он больше про любовь не болтал кому попало…
– Аллочка, ну как ты умеешь настроение поднять! Не знаю я, кто его звал. Там так шумно было. Севастьян извинился, пообещал скоро вернуться и ушел.
– А потом?
– А потом – все.
Гуте снова припомнился тот вечер, припомнились такие дорогие глаза Севастьяна, его внезапное исчезновение, и к горлу подкатил горький комок.
– Потом он исчез, – всхлипнула Гутиэра и высморкалась в широченную юбку Аллочки. – Утром, когда я уже хотела собрать бригаду и идти его искать, позвонила какая-то женщина, представилась секретарем Севастьяна Романовича и попросила, чтобы мы перегнали его машину к ДК Труда. Якобы это он ей велел позвонить. Ну я, конечно, спросила, почему он сам не подошел к телефону. А она сказала, что у него планерка.