С мамой такое случалось постоянно. Она слушала, кивала, высказывала свое мнение и даже что-то предлагала, а несколько минут спустя начисто забывала весь разговор. «Я, наверно, витала в облаках вместе с ангелами», – говорила она. Медсестра, которая к ней приходила, называла это эпизодической амнезией. Стало быть, и я тоже витала вместе с ангелами в облаках? Впервые в жизни ангелы кажутся мне исчадиями ада.
После половины первого приезжают Энди с Ханной, и, что вполне ожидаемо, очень скоро разговор заходит об убийстве Джейн.
– Слышали, полиция выступила с обращением по поводу убийства женщины? Просили людей звонить, – говорит Ханна, передавая Мэттью тарелку. – Как-то странно, что никто не откликнулся, да?
– Может, и странно, но я не думаю, что той дорогой по ночам много кто ездит, – отвечает Мэттью. – Тем более в грозу.
– Когда возвращаюсь из Касл-Уэллса, всегда по ней езжу, – весело отзывается Энди. – Что днем, что ночью, что в грозу.
– Вот как? А где ты был в прошлую пятницу вечером? – спрашивает Мэттью.
Все смеются, и мне хочется крикнуть, чтобы они заткнулись. Мэттью замечает выражение моего лица.
– Извини, – тихо произносит он и поворачивается к гостям: – Кэсс не говорила, что была знакома с Джейн?
Энди и Ханна смотрят на меня во все глаза.
– Не очень близко, – оправдываюсь я, проклиная Мэттью за болтливость. – Мы только раз пообедали вместе, и все. – Я стараюсь не видеть перед собой Джейн, укоризненно качающую головой: легко же я отреклась от нашей дружбы.
– О, Кэсс, мне очень жаль! – сокрушается Ханна. – Тебе, наверно, ужасно тяжело!
– Да, тяжело.
Повисает неловкое молчание. Никто толком не знает, что сказать.
– Ну, я не сомневаюсь, что виновного скоро поймают, – наконец произносит Энди. – Кто-то где-то должен что-то знать.
Я с трудом дожидаюсь конца вечера, но, едва Энди с Ханной уходят, мне хочется вернуть их. Хоть меня и утомила эта непрерывная болтовня, но теперь, в тишине, у меня появилось слишком много времени на болезненные размышления.
Я убираю со стола и несу тарелки в кухню. На пороге, взглянув на окно, по поводу которого накануне сомневалась, закрыла ли его перед приемом ванны, я застываю как вкопанная: вчера, когда я готовила карри, у меня была открыта задняя дверь – но не окно.
27 июля, понедельник
Когда Мэттью уезжает, на меня накатывает чувство одиночества. Но теперь, по крайней мере, можно сделать звонок, которого я так страшусь. Я нахожу листок с записанным номером, и, пока ищу сумку, звонит домашний телефон.
– Алло? – говорю я в трубку.
Ответа нет – наверно, связь оборвалась. Подождав еще секунд десять, я кладу трубку. Если это Мэттью, он перезвонит.
Бегу наверх за кошельком, затем обуваю первые попавшиеся туфли и выхожу из дома. Сначала я думала поехать в Браубери или Касл-Уэллс, но потом сочла этот план слишком сложным: есть же телефон-автомат в пяти минутах ходьбы, рядом с автобусной остановкой.
Приближаясь к телефонной будке, я чувствую на себе чей-то взгляд. Смотрю направо, налево, потом украдкой оглядываюсь назад. Никого – только какая-то кошка разлеглась на невысокой каменной ограде и греется на солнце. Мимо проезжает машина; женщина за рулем, видимо погрузившись в собственные мысли, даже не смотрит в мою сторону.
Я внимательно читаю инструкцию под телефоном (даже не помню, когда в последний раз таким пользовалась), нащупываю в кошельке монету и дрожащими пальцами проталкиваю в щель один фунт. Потом достаю листок с номером и под ускоряющиеся удары сердца набираю цифры. Я все еще сомневаюсь, правильно ли это, но отступать поздно: на том конце снимают трубку.
– Я звоню насчет Джейн Уолтерс, – прерывающимся голосом сообщаю я. – Я проезжала по Блэкуотер-Лейн в одиннадцать тридцать и видела ее машину, и она была жива.
– Спасибо за информацию, – отзывается спокойный женский голос. – Могу ли я… – Тут я бросаю трубку.
Я быстро выхожу из будки, и, пока шагаю по дороге к дому, меня преследует все то же неприятное чувство, будто за мной наблюдают. Дома я убеждаю себя успокоиться. Никто за мной не следил; это все из-за чувства вины оттого, что я решила сохранить анонимность. Сделав наконец то, что нужно было сделать сразу, я испытываю облегчение.
В саду после моего субботника дел не осталось, зато накопилось много работы по дому. Включив для настроения радио и вооружившись моющими и полирующими средствами, я затаскиваю наверх пылесос и приступаю к уборке спальни. На какое-то время мне удается сосредоточиться на этом занятии и не думать о Джейн. Но в полдень начинаются новости.