Выбрать главу

— Это — нервы…

— Нет, это — жажда жизни, проснувшаяся во мне, кора светского человека спала, её разбила болезнь… Я теперь слаб как ребёнок и беззащитен от всех этих впечатлений! О, как хороша жизнь! И как ваше присутствие дополнило последнюю ноту этого дивного концерта, который в честь нас поёт южная, весенняя ночь…

Он продолжал держать её за руку, и оба молчали.

— Да, вы хотели знать, когда я в первый раз увидел вас?..

— Я помню, когда мы познакомились: вас представили мне на балу у Харитоновых тот год на Рождестве…

— Я говорю не о вечере… Первый раз я видел вас в театре, — это было в начале зимы. Я не помню, что собственно давали… Вы были в ложе бенуара, я… на четыре кресла дальше от вас в 5 ряду партера. В первом антракте, когда я, встав, привычным взглядом обегал ряды лож, мне бросилась в глаза ваша головка и приковала меня. Меня поразили ваши большие изумрудно-прозрачные, — простите за сравнение, «кошачьи», как я сказал себе в душе, — глаза, насмешливый изгиб вашего прелестного рта и чарующее сияние ваших золотистых волос. Какого цвета было на вас в тот вечер платье? Были ли вы окутаны в чёрные или белые кружева, был ли на вас бархат или атлас? — Не знаю! — В тесной глубине ложи, в слабом свете бенуара, я видел только вашу загадочную улыбку, и в ней, мне казалось, была и боль, и какая-то мечта, увлекавшая вас далеко за пределы шумного театрального зала. В минуты, когда вам не надо было поддерживать разговор и обязательно улыбаться, как вы казались измучены! О чём вы думали?.. Может быть, вы просто устали от последнего бала, может быть, у вас была пустая ссора с мужем, а, возможно, что вы не думали ни о чём, но я мечтал за вас: мне представлялось, что вы или погружены в прошедшее… Вы плачете? Боже мой, Боже мой, что с вами? Неужели я огорчил вас, оскорбил?..

— Нет, оставьте, я сама не знаю, о чём плачу и что говорю… Зачем вы всё это сказали мне? Теперь… когда я устала, когда танцы и музыка взволновали меня, когда ночь так хороша… зачем?.. Разве я могу выслушать всё это равнодушно и отвечать вам сознательно? Ах, оставьте меня, дайте уйти! — она хотела вырвать руку, которую Загорский держал нежно, но крепко в своей.

— Не уходите, не вырывайте вашу руку, останьтесь со мной ещё минуту, вот так: нагнувшись над перилами этой террасы, положите вашу головку мне на плечо и говорите… Музыка ваших слов сохранится в сердце моем, пока оно бьётся… Забудьте всё и… всех. Ведь, я ничего не прошу из вашей жизни, я ничего не обещаю вам, судьба послала нам несколько минут полного забвения; счастье — вне всяких условий жизни, зачем же мы не возьмём его? В силу каких фальшивых убеждений?.. Вслушайтесь — какая полная торжественная тишина кругом нас! Я бы хотел остановить самую жизнь… чтобы всё замерло, всё смолкло, и всё как я безумно, влюблённо прислушивалось к вашему дыханию…

— Аня!.. Анна Алексеевна!.. Аня… А… А!.. — послышалось в другой стороне сада, и какие-то блуждающие огоньки запрыгали в глубине…

— Зовут!.. Голос мужа!..

Молодая женщина хотела вырваться из державших её объятий, но Загорский крепче привлёк её к себе, тихонько левой рукой запрокинул её голову и жарким, долгим поцелуем прижался к её губам.

— Аня! Аня-а-а! Анна Алексеевна!!! — приближались голоса.

* * *

— Ах!

Анна Алексеевна выронила из рук чашку, которую вытирала. Тонкий фарфор лежал черепками у её ног. Молодая женщина, бледная, сдвинув брови, смотрела на осколки с таким отчаянием, что муж её рассмеялся:

— Ты, кажется, гипнотизируешь свою чашку? Увы, и бездушные предметы не оживают!

Анна Алексеевна вздрогнула и заставила себя рассмеяться:

— Ах! Чашка! Я до того задумалась, что даже не могла понять, что собственно случилось?

— Вот и я тоже не могу понять: что собственно случилось?

— Да ничего! Выскользнула из рук чашка…

— Я спрашиваю, Аня, что собственно случилось с тобой?

— Со мною? Что ты хочешь, чтобы со мною случилось?

— Какая женская манера защищаться вопросами. Со дня нашего последнего бала… Вот видишь, как ты вспыхнула при одном намёке!

— Да, конечно, мне неприятно, что ты вспоминаешь мой нервный припадок, и что в том удивительного, что я переутомилась, что эта суета, жара, музыка расстроили мои нервы.

— Всё нервы и нервы! Да неужели же это модное, коротенькое слово имеет монополию объяснять всё непонятное? Ты исчезла из зала во время вальса, я искал тебя… Твои гости спроектировали какой-то факельцуг [2] и тоже хватились тебя… Звали, кричали, и, наконец, я нашёл тебя на неосвещённой террасе… одну… в слезах…

вернуться

2

факельное шествие