— Да, это крайне нежелательно, — подтвердил Артём. — Против него-то и ведется подрывная кампания.
— Тогда не будем торопиться, — заключил Бандурский. — Может, все обойдется. Но если тебе будет грозить выговор, мы этого не допустим! Он незаслуженно испортит твою партийную биографию. Пусть уж тогда твой начальник пеняет на себя.
Наличие такой мощной защиты, естественно, приободрило Артёма, однако при мысли о грядущих неприятностях у него сразу портилось настроение, и ближайшее будущее рисовалось в мрачном свете.
Глава 16. ПОПЫТКИ САМООЧИЩЕНИЯ
Вот и кончился насквозь фальшивый период правления Брежнева На смену ему пришел глава КГБ Андропов, а с ним надежда большинства честных членов партии на исправление допущенных ею ошибок и наведение порядка в стране. Говорили, что новый лидер КПСС победил в нелегкой подковерной схватке за власть старой гвардии — Суслова, Устинова и. других, ставленником которой он являлся, с «украинскими» соратниками почившего в бозе главы государства, прочившими на его место Черненко.
Так это было или нет, но новый генсек с первых же дней прочно взял власть в свои руки, и безотлагательно принялся за ликвидацию процветавшей при Брежневе вседозволенности и укрепление производственной дисциплины.
Принятые им меры были очень жесткими. Ходить в магазины в рабочее время трудящимся запрещалось. Водку и спиртные напитки можно было продавать только вечером. Нарушители порядка строго наказывались.
Андропов решительно снял с постов погрязших в коррупции руководителей МВД, не пощадив даже бывшего зятя Брежнева. Над многими высокопоставленными головами, к удовлетворению честных труженников, повис его «дамоклов меч». Начаты были преобразования и с целью оздоровления экономики. Правда, выглядели они весьма робкими и, в основном, реализовывали предложенные ранее провальные идеи.
К такой непродуманной кампании относилось укрупнение промышленных предприятий и объединение научных-исследовательских организаций, начатое еще при Брежневе. Ничего, кроме вреда, эта кампания не принесла. Пострадала от нее и авиационная наука. Несмотря на многочисленные протесты и письма в ЦК партии, содержавшие убедительные доказательства ошибочности слияния испытательного и эксплуатационного НИИ гражданской авиации, оно, все же, было осущеставлено.
— Не могу понять, Тёмочка, для чего это делается. Почему ликвидируют ваш институт, который дает гражданской авиации такой большой экономический эффект, — узнав о состоявшемся решении правительства, недоуменно спросила у мужа Варя. — Зачем вас снова загоняют в Шереметьево, где дела идут из рук вон плохо? Разве это не разрушит достигнутое?
— Безусловно, разрушит. Тем более, что нас просто присоединяют к Ковачу, который уже довел свой, институт до ручки, — тяжело вздохнул Артём. — Цветко остается у него замом, но уже ничего решать не будет.
— Но почему так поступают? Разве они там, наверху, ничего не понимают? — возмутилась Варя. — Это же форменное вредительство!
— Можно и так сказать. Но я объясняю творящееся безобразие преступной безответственностью крупных руководителей, которые решают важные проблемы, сообразуясь с личной и групповой выгодой, а не в интересах государства.
Объединение институтов проводилось под девизом концентрации научных сил и экономии средств, а на деле повлекло за собой дезорганизацию, потерю кадров и сокращение объема исследований. Так, институт эксплуатации и ремонта авиатехники, влившись в летно-испытательный институт, в результате поспешной реорганизации лишился половины своих научных подразделений. Было ликвидировано и отделение Артёма, а ему предложен вновь созданный «на скорую руку» отдел.
В происшедшей катастрофе для него был лишь один утешительный момент. С ликвидацией института самоликвидировались и происки Чернецова, впрочем, вместе с ним самим и парткомом. В суете и новых заботах все о них сразу забыли. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.
Возвращение Артёма в Шереметьево, вопреки его мрачным ожиданиям, произошло довольно благополучно. Назначенный начальником объединенного института Ковач совсем недавно стал доктором наук и находился в состоянии эйфории. Несмотря на старое недоброжелательство к Артёму, он пригласил его к себе и снисходительно разъяснил, какие ставит перед ним задачи, а под конец неожиданно «позолотил пилюлю», сказав: