Она презрительно хмыкнула. Сделав еще один глоток из своего бокала она устремила взгляд в окно. Вид у нее стал еще более отрешенный. Было такое впечатление, что она вообще забыла о присутствии следователя.
– Я ненавидела своего мужа. – Оторвав взгляд от окна она немного насмешливо посмотрела на Милова, выражение лица которого сейчас выглядело глуповато-удивленным. – Тот человек чьей женой я стала, умер задолго до старика скончавшегося во время операции… Жалею ли я что его убили? Нет. – Она твердо посмотрела в глаза собеседнику и усмехнулась. – Я его не убивала и даже никогда не думала об этом. Он был мне противен и безразличен. – впервые за время общения в ее голосе прозвучала легкая нотка горечи. – И он был лживым, корыстным и до крайности самовлюбленным человеком. Из доктора спасающего жизни он превратился в обманщика и, возможно преступника.
– Преступника?…
Она поднялась из-за стола.
– Я сейчас кое что Вам покажу. Нашла среди его вещей, когда разбирала шкаф…
Она вышла из кухни и через минуту вернулась, держа в руках потрепанную толстую тетрадь. Брезгливо швырнув ее на стол, она вновь уселась на свое место и закурила, предложив и Милову длинную тонкую сигарету.
Пододвинув тетрадь к себе, следователь начал просматривать ее содержимое.
Больше половины страниц было исписано довольно однообразными записями, отделенными друг от друга проведенными от руки линиями.
Записи состояли из заглавных букв, вполне возможно инициалов. Дальше шли трех и четырехзначные числа. По два, иногда по три в каждой из записей. Милов обратил внимание, что первые две цифры были примерно одинаковыми по значению, а когда присутствовала третья, то это всегда было двузначное, а то и однозначное число. Внизу, прямо перед чертой были проставлены даты. Они были не везде, но в большинстве записей.
Милов подумал, что тут нужно подключить Коляна с его математическим складом ума.
– Как Вы думаете что это все означает? – на всякий случай спросил Милов у хозяйки дома, может она в курсе, она же своего мужа знала хорошо, хоть и ненавидела…
Она вновь повела плечами.
– Думаю, что это его «Книга учета», – усмехнулась она.
– Учета?
– Он был помешан на ведении учета. Всего. Возможно это доходы или расходы. Не думаю, что это какой-то тайный шифр, как у шпионов.
– Я могу забрать тетрадь с собой?
– Конечно, – она в очередной раз дернула плечом. – Мне она точно не нужна…
– Неля Ареговна, а Вам знакомо такое имя – Зоя Павловна Ягайло?
Она презрительно скривила лицо.
– Разумеется знакомо. Сводная сестра моего мужа и по совместительству редкая тварь. – Голос звучал так же ровно и бесстрастно, как и прежде и от этого эффект от сказанных слов удивительным образом получился намного сильнее, чем если бы она перешла на крик. Она словно произнесла приговор, вынесенный раз и навсегда и не подлежавший «обжалованию» и изменению.
Хозяйка квартиры вновь устремила свой безучастный взгляд в окно.
– Мне всегда казалось, что это она каким-то образом повлияла тогда на то, чтобы он занялся всем этим бредом. Они ведь вместе работали и вместе ушли из больницы. Он чуть раньше, а потом она…
Милов с интересом посмотрел на нее.
– Ягайло тоже была врачом.
Женщина отрицательно покачала головой.
– Нет. Она работала медсестрой в хирургическом отделении.
– А она, что действительно могла повлиять на решения Вашего мужа?
Хозяйка квартиры почти весело рассмеялась.
– Конечно. Он всегда смотрел ей в рот. Она крутила им как хотела, потому что он по характеру слабак. Когда их мать умерла, она вроде как ее заменила. По крайней мере так он считал. Ему было тогда четырнадцать, а ей шестнадцать. И он считал себя… благодарным. А она его ни во что не ставила. Как и всех, впрочем…