— Ты, князь Милославский, забываешьси, пока я царь на Руси, — начал Фёдор Алексеевич спокойно, а затем перешёл на крик: — Ия сам буду решать, как мене постулата. А теперь вон, и штобы я тебе не видел ни в Кремле, ни около. И в думу не вздумай являтси. — Посмотрев на братьев Лобановых-Ростовских, добавил: — Проводите боярина без ущербу его боярской чести.
Немилость была не просто неожиданной, но за собой навлекла немилость и на остальных управителей государства. Милославский был снят со всех приказов. Вослед за ним Богдан Хитрово перестал быть дворецким Кремля и лишился части приказов, которые передали Салтыковым. Никиту Одоевского сняли с Посольского приказа, и государь объявил, что отныне сам возглавит Посольский приказ. Князя Долгорукова Юрия Алексеевича сняли со Стрелецкого, Солдатского и Рейтарского приказов и на его место назначили Хованского Ивана Алексеевича. Из всех соправителей юного царя полностью свои должности сохранил лишь боярин князь Василий Васильевич Голицын, вероятно не без участия царевны Софьи, но и то на ближайшие пятнадцать месяцев он не пытался спорить с царём. Вся власть, со всей её мощью, оказалась в руках третьего царя из династии Романовых.
Уже к полудню этого, третьего, дня Пасхи о немилости царя к правителям знала вся Москва. Богдан Хитрово на чём свет стоит поносил спесивость Милославского, но ничего исправить было уже нельзя.
Однако заявление дяди сильно обожгло душу царя. Фёдор метался по покоям, пугая всех своим видом. Наконец под вечер на Басманную были отправлены Иван Языков и Алексей Лихачёв.
Слух, видно, долетел и сюда. Перед возком предупредительно распахнули ворота. Хозяин сам встречал гостей. В сенях два поджидавших холопа бросились снимать лёгкие расписные весенние шубы.
В трапезной было светло и тепло. Стены обшиты узорчатым штофом, широкие лавки застелены. Возле стен скрыни и сундуки. Посреди трапезной дубовый стол с резными ножками. Миски хоть из обоженной глины, но расписаны дивно, глаз радуют. В углу большая икона Ивана Крестителя старого письма.
Заборовский, вводя гостей, готов был кланяться до земли: не каждый день такая милость, постельничий царя у тебя в дому. Господи, и чем всё это кончится.
Перекрестившись на иконы, Языков и Лихачёв уселись за стол на лавку, но к холодным закускам, что поставили перед ними, не потянулись.
— Ты уж извини, Иван Васильевич, но может так случится, што засиживаться у тебя в дому будет нам во вред. Давай вначале поговорим, а уж тама решим, аки быти с трапезой. Дядя государя нашего, боярин князь Милославский, обвинил твою племянницу в блуде, сказал, што и мать ейная была в том замечена, оттого и дочь свою в твой дом отдала, штобы в блудных её делах не мешалась.
Дьяк стал бледен.
— Когда преставился Грушецкий Семён Фёдорович, о коем я ни единого дурного слова молвить не могу, его жена Пелагея была оставлена совершенно без средств к существованию и только потому отдала свою единственную дочь Агафью в мой дом, в том крест могу целовати. В том, што и Семён Фёдорович, и отец его Фёдор Янович были преданными слугами царскому дому, также крест целовать могу и головой своей ручаюсь.
И тут произошло неожиданное: дверь распахнулась, и в трапезную вошла Агафья.
— А в том, што я поныне девственна и ни Прокоп Понькин, ни хто другой меня пальцем не трогал, в том я крест ложу и о том могу в глаза самому боярину Милославскому сказати. Пусть бабки-повитухи мени проверят, и коли в том моя неправда, пусть казнят лютою смертью.
Языков аж вздохнул:
— Ну смотри, девонька, ты сама свою участь решила. Завтрева рано утром я подошлю к тебе одну старушку, и то дело меж нами останетси, и коли всё тобою сказанное будет истинно, всё, што смогу сам, содею, и быти тебе царицею русскою, ибо больно ты Фёдору Алексеевичу по сердцу пришла. А если что, так и названия монастыря, куды тебе запрячут, ты и слыхом не слыхивала. Сейчас иди, не место тебе с мужами старыми в одной трапезной быти.
Когда Агафья удалилась, Языков потёр руки:
— А и впрямь хороша, бес мне в ребро. Ладно, Иван Васильевич, чема ты нас потчевать собирался?
Они трапезничали до позднего вечера, а ранним утром Языков привёз в дом Заборовского старушку, которую проводили на женскую половину дома.
Через час Языков Иван Максимович, стольник и постельничий государя, доложил царю, что Грушецкая Агафья Семёновна девственна поныне и всё, что поведал Милославский, сплошь наветы и неправда. За те старания стольника Языкова пожаловали в окольничие.
Эта неожиданная смерть не вязалась с девятью предыдущими. Если до этого один за другим умерли девять стариков, то двадцать четвёртого апреля скончался боярин князь Иван Иванович Воротынский. Ровно за девять месяцев до этого, двадцать четвёртого июля, скончался его отец, ближний боярин Иван Алексеевич, начав эту череду смертей. Раз в месяц умирал старик, за свою жизнь хоть раз сделавший что-то полезное и нужное для Руси, как бы это впоследствии ни оценивали. И вот теперь будто бы кто-то говорил: «Воротынским я начал, Воротынским я и закончил».
Андрей Алмазов первым прилетел в терем Воротынских. Князь Иван Иванович лежал в домовине, и ни одно пятнышко на теле не говорило об отравлении. Холопы метались по двору, не зная, кому подчиняться, и дельного ничего ему не поведали.
Вскоре пожаловала сестра умершего, княгиня Настасья Ивановна с мужем князем Петром Голицыным, а за ней стали прибывать простится с умершим бояре.
А поутру приехала мать умершего, вдовая княгиня Анастасия Львовна, и вместе с деятельным зятем начала готовиться к погребению и поминальному столу, за коий могло пожаловать до тысячи человек, вся знать Москвы и ближних земель.
Двадцать шестого апреля был похоронен последним князь Воротынский. На следующий день царь обратился к думе с просьбой признать всеми боярскими семьями за незаконнорождённым сыном Ивана Алексеевича княжеские права и фамилию Воротынских, иначе прервётся древнейший и благороднейший род. Однако дума как взбеленилась. Хоть в думе не было Ивана Михайловича Милославского, но присутствовали Иван Богданович и племянник изгнанного Александр. Эти кричали, что внебрачный ребёнок помощник дьявола, а от холопок князья не рождаются. Их поддержал Волынский. А за ним те бояре, что не обладали удельными фамилиями и не могли забыть Воротынскому его первый двор Фёдора Алексеевича, когда тот ещё был наследником престола. Заступничество за сына холопки Ромодановского Григория Григорьевича ещё больше обострило споры. Царь обратился к вдове Анастасии Львовне Воротынской с просьбой воспитать до времени сына усопшего Ивана Алексеевича, на что та ответила, что не считает этого «выродка» сыном своего мужа. Только что лишив четырёх виднейших бояр их могущества, Фёдор не пошёл на обострение с остальным боярством, решив перенести решение этой проблемы на более поздний срок.
Тридцатого апреля по именному указу царя Фёдора Алексеевича вотчины князей Воротынских с деревнями и пустошами перешли в Приказ большого дворца. За вдовой оставили поместье в Курмышском уезде, село Большие Ананники под Нижним Новгородом, несколько деревень под Москвой, и государь, подумав, вернул ей село Мошок под Муромом. В общей сложности на государя было отписано одиннадцать тысяч четей[155] земли, где было три тысячи четыреста двадцать шесть крестьянских дворов, около пятнадцати тысяч холопских душ. Незаконнорождённого сына Воротынского, которому исполнилось год и четыре месяца, отняли у холопки Дуняши и отдали на воспитание в Даниловский монастырь. Царь думал вернуть ему земли и поставить над ним до взросления двух бояр опекунов, но уже в скором времени всем будет не до этого, и бедный Иван Бесфамильный так и проведёт всю жизнь в монастыре.
Царевна Софья была не в себе от злобы. Мало того, что брат прогнал Милославского от двора, он теперь полностью ушёл из-под её влияния. Она только начала чувствовать радость жизни. И вот на тебе, брат поставил её милого проверить недостачи в Приказе большой казны и не появляется уже вторую неделю, выискивая бумаги против боярина Богдана Хитрово, первейшего сторонника Софьи после Милославских. А уж её советов более опять никто не требует. А нынче поутру Фёдор сказал, чтобы она пригласила в гости погулять по саду эту безродную Агашку Грушецкую. Виданное ли дело! Если Фёдор всё же на ней женится, надо свести с ней сердечную дружбу и через неё влиять на брата. Сегодня в полдень они встретятся. Сенная девка, что ходила до дома Заборовских, передала приглашение лично ей. Надо бы сразу её одарить и тем привязать к себе.