Абстрактное единство — это не то единство, которое ищет Гегель, но единство множественное, потому что живое. Идея живого — это идея, которая разделяется на множество идей подобно тому, как религия живого — это религия, которая предполагает секты и расколы. Кроме того, причина и следствие отличаются друг от друга, и тем не менее они объединяются в единственном понятии.
Мы рассматриваем уже не жизнь вообще, а особую форму жизни, религиозную жизнь, какой ее описывал Гегель в теологических сочинениях; не увидим ли мы здесь идею единства единого и многого? «Существует ли идея более высокая, чем идея принадлежности к целому, которое, взятое как целостность и единичность, представляет собой разум единого Бога, чей сын был индивидом?»
И не находим ли мы в вере, к которой он уже вернулся в своем замысловатом анализе, однако не пришел еще к достаточно ясным идеям, такого единства противоположностей?[184] «Вера — это способ, которым то, что вновь объединяется — и благодаря которому разрешается антиномия — присутствует в нашем представлении; воссоединение является деятельностью; такая рефлексивная деятельность, взятая как объект, и есть то, во что верят». В конечном счете необходимо найти нечто такое, что ни от чего не зависит, что дает абсолютное единство, то, во что можно верить. Это напоминает аргумент о перводвигателе, в бесконечно активном покое которого примирялись бы все движения разума. Антитезис может быть доказан по отношению к синтезу; но синтез являлся, согласно Гегелю, в то время объектом веры, каким был и для Гамана или для Якоби. Он представляет собой независимость и тем самым недоступен любому доказательству.
В вере, так же как и в любви, но еще более сильным образом, Гегель подчеркивает единство противоположностей, которое он там находит. Он всегда видел в ней некую напряженность. Вера — это предчувствие бессознательного единства и имеющееся в настоящем чувство разлада; она является двойственным единством противоположностей. «Члены антиномии должны ощущаться или познаваться как борющиеся друг с другом, и их отношение должно ощущаться или познаваться как антиномия; но то, что пребывает в борьбе, может быть познано как пребывающее в борьбе лишь в том случае, если оно уже единое; единство есть мера, согласно которой может проводиться сравнение, согласно которой противоположности как таковые проявляются именно как противоположности, то есть как неудовлетворенные». Так как «для того, чтобы они были противоположностями, их единство должно предполагаться».[185]
Если вера и содержит в себе противоположности, она тем не менее стремится к самому глубокому единству; разум верующего становится разновидностью, стороной божественного. Он вновь находит прежнее изначальное единство в противоположностях; поскольку в вере имеется взаимодействие между нами и божественным.
Идея позитивности приобретает тогда для Гегеля значение, благодаря которому углубляется тот смысл, который мы ей придавали вначале: позитивно то единство, которое нельзя создать посредством представлений. Иррационализм, о котором мы говорили, включается теперь в более высокую рациональность. Позитивная религия — это прообраз того, чем будет понятие. В этом перводвигателе объединяются различные движения, и они объединяются с покоем.
Что такое стадия различий, если не момент неудовлетворенности и несчастного сознания? Но именно после этой стадии, где рефлексия производит все больше и больше противоположностей, наступает момент, когда такая противоположность воссоединяется в инстинкте удовлетворения. Противоположность утрачивает свой характер отчужденного бытия, и жизнь возвращается к жизни.
Речь будет идти о том, чтобы искать бесконечные различия и находить бесконечные единства. Как благодаря любви, так и благодаря понятию мы преодолеваем область субъекта и объекта; понятие будет конкретным бытием, в противоположность абстрактному «бытию должного». «Там, где объект и субъект, свобода и природа мыслятся в таком единстве, что природа оказывается свободой, что объект и субъект нельзя разделить, там имеется нечто божественное, и такой идеал является целью всякой религии». Субъект перестает тогда сохранять форму субъекта, а объект — форму объекта. Они переходят друг в друга. Мы видим, как легко мышление Гегеля принимает ту же форму, что и мышление Шеллинга.
И Гегель приходит к тому, что будет одним из аспектов его фундаментальной интуиции: «Любовь — это расцвет жизни, Царство Божие, древо жизни, со всеми его неизбежными разновидностями, ступенями развития; разновидности являются исключениями, а не противоположностями, то есть здесь не существует законов, то есть мышление является подобием действительности; здесь не существует всеобщего; никакое отношение не становится объективным правилом; все отношения входят в жизнь из развития самой жизни; ни один объект не связан с каким‑либо другим объектом; нет ничего устойчивого. Никакой свободы противоположности. Никакого свободного „Я” Никакого свободного „Ты”».
184
Речь идет не о той вере, которая является «следствием работы памяти», о пассивном восприятии того, что не может воспринять разум, о слабости. Эта последняя, между прочим, является промежуточной между нашим состоянием и состоянием окончательного единства.
185
См. о теории веры в «Различии»: «Вера есть тождество, разум, но еще не знающий сам себя, разум, которому сопутствует познание разделения». Предчувствие бессознательного единства, сознания разлада — такой является в этом случае вера; она является антиномией, поскольку она представляет собой переход в той мере, в какой она ощущает себя одновременно и свершившейся, и незавершенной, от представления о том, что должно быть, к видению.
Гегель, не заботясь чрезмерно о своих собственных теориях, довольствуется всякий раз новым изучением факта веры. Иногда он видит в ней промежуточное состояние между единством и полным разладом, иногда живое абсолютное единство, иногда утверждение объективного элемента и смерть. Существует целая лестница видов веры, начиная с той, которая есть смерть и разделение, и заканчивая той, что представляет собой жизнь и единство.
В большинстве случаев он, впрочем, подчеркивает ее промежуточный характер; будучи единством в разладе, вера представляет собой счастливое сознание в той мере, в какой она находит себя в сознании несчастном.
Отметим также тот способ, каким он вместе с Гаманом и Якоби сближает ее иногда с идеей бытия, иногда — с идеей отношения; но в таком случае он видит в ней отношение, которого нет в мире отношений, «отношение живых существ», «лишенное связи с объективностью».