Они приближались. Звук бьющихся цепей был похож отпевающую речь. Мне нужно было пережить долю секунды, когда несколько ботинок прошагают мимо кустов и у меня появиться шанс на побег. Это всего лишь короткое мгновение без воздуха в легких и пульса в руке.
— Кстати, о блохах, — на этих словах Саша притормозил, а я попрощалась с белым светом. Мне были видные его штаны и болтающийся на ремне нож. Перед глазами заплясали полуобморочные искорки. Саша неспеша нагнулся и подобрал с земли резинку для волос. Мою резинку. Пальцы коснулись косы — ничего. Наверное, я обронила ее, когда избавлялась от травы. — Откуда она здесь?
— А что это? — с недоверием поинтересовался Рыбин. — Браслет?
— Это заколка Цветковой, — пояснил Саша, и в воздухе повисла гробовая тишина. Даже на расстоянии я слышала, как тяжело задышал Соколов. Он словно вынюхивал меня.
— Выкинь ты эту гадость! Заразишься! — рявкнул Рыбин.
— Дело не в этом. Она была здесь, — холодный тон Саши сделал соответствующим воздух. — Или, она еще где-то здесь.
Страх взял надо мною вверх. Я нашла уйму причин чтобы рвануть прочь отсюда и ни одной, чтобы продолжить прятаться. Но, сейчас трепетала даже душа, что уж там говорить о теле — я не могла сдвинуться с места. Я буквально пустила корни, намертво приковав себя к сырой земле.
— Ну и что? Хрен с ней! — негодовал Рыбин, нервно тряся коленом. — Хотя, если я увижу ее раньше белки, то ей явно повезет. Белке, в смысле.
Я сглотнула, представив внутренности своего живота. Дьявольский смех заполонил пространство, отчего мой подбородок затрясся.
— А если серьезно, Сокол, что мы все за это Цветковой гоняемся? Долго ты еще собираешься ее кошмарить?
Мои глаза расширились.
Что?! Я всегда считала, что докапываться до меня — инициатива исключительно Рыбина. Я всегда знала, что он — ограниченный парень, лишенных каких-либо аргументов и, лишь поэтому, запугивает и применяет силу. Но то, что я сейчас услышала перевернуло мое сознание. Все это время Саша был провокатором этих угроз и издевок, так получается?
— Понимаешь, Рыба, — сев на корточки, Соколов поджег спичку, поднес руку к пламени и стал наблюдать за плавящейся резинкой, — я мог простить ей многое. Будь сукой, Злата, ладно. Будь даже лицемерной сукой. А вот суку, которая лицемерно пускает слезы и пытается копать под невинных людей я простить не могу.
Проклятье, да о чем он говорит? Это речь одержимого человека, не иначе! Лицемерие? Он это серьезно?
Я прикрыла рот рукой, чтобы сдержать возражение. Мое негодование могло слишком дорого стоить. Но, кажется, Соколова понимали все кроме меня.
— Если ты так ее недолюбливаешь, зачем тогда спасаешь? — с недоверием спросил Рыбин. — Тогда, на станции, ты явно побеспокоился о ее кишках. В чем логика?
Саша задумался. Ну, или просто сделал вид.
— А логика в том, Рыба, что если бы ее размазало по рельсам, то мне бы стало невероятно скучно. Все очевидно и просто. Кого бы тогда мы кошмарили?
Вася громко хохотнул.
— И это я безумец?! Да ты просто отбитый ублюдок! — звучало как похвала. — Впрочем, я тоже их терпеть не могу. Особенно мелкого.
По спине скатилась капля холодного пота.
Тем временем, Рыбин продолжал:
— Все его вечно жалеют. Хромой, убогий… сиротинушка. Тьфу, противно! Вот у батькиного брата — Николы, сынишка растет — Ванька, с ним не церемонятся. С детства к жизни приучают. Так он мужиком вырастет. А этот что? Размазня!
Пальцы впились в землю. Кожа под ногтями заныла от боли.
Гори в Аду мерзкое подобие на человека!
— Ну вот, я снова завелся! — рычал Вася. — Лагута иди сюда!
— Может, не надо? — послышался жалобные писк.
— Надо, еще как надо. Я очень зол. Одними сушняками ты не отделаешься.
— А почему сразу я?
— Потому что ты задаешь слишком много вопросов, — Удар. Еще один. Кряхтение. И, последующая порция ударов и шлепков. Рыбин избивал Колю.
Я не уставала вздрагивать, а братство «V» не уставало давиться злорадным смехом. Особенно мне запомнился Сашин смех. Хладнокровный. Жуткий. Пронизывающий до самых костей.
— Красава, боец. Вольно, — после этих слов на землю повалилось хрупкое тело. Я видела Колю, из носа которого шла кровь, а он видел меня. Он смотрел на меня в упор и блаженно улыбался. Его глаза блестели, но не от слез — это было счастье. Невероятное счастье, что он смог услужить своему предводителю.
Время остановилось. Я мысленно молила душевнобольного мальчишку не выдавать меня. Но, кажется, я его не интересовала. Он продолжал улыбаться. Его зубы покрылись кровавой пленкой. В глазах поселилась пустота.
Жуткое зрелище.
Мне смутно помнилось, как братство покинуло пустырь. Казалось, прошла целая вечность прежде чем они решили уйти. Но даже после этого мне не полегчало. Сердце продолжало содрогаться тревогой. Лихорадило.
Что, черт возьми, с ними происходит? Как понимать то, что я сейчас услышала?
Группа Вк: https://vk.com/club167796669
Глава#20
Саша, пожалуйста, будь аккуратен! — кричу я, глядя как Соколов старший крепит канат к домику на дереве. Парень решил, что обычной лестницы из досок нам будет недостаточно и, теперь, как прирожденный скалолаз, он покоряет вершину старого дуба и периодически кряхтит.
— Мне не пять лет, Злата, — отвечает он. — Я знаю, что делаю. Лучше скажи, ровно или нет?.. Злата?
— Отлично, — просыпаюсь я и покрываюсь стыдливым румянцем. Саша так увлекательно крутил морской узел, что я просто не могла не любоваться его сильными руками, глазами, губами…
— Готово! — заявляет он и убирает со лба капельки пота.
— Здорово, ты большой молодец.
— Это тебе не байки про «шубу с носом» травить, — он достает из кармана свой складной ножик и втыкает его в дерево. — Важно уметь работать руками, а не только языком трепать.
Я улыбаюсь. Мне нравиться улавливать ревностные нотки в его голосе. А еще мне нравиться Саша, так сильно, что сводит дыхание. Пока он говорит, фанатичное сердце временно прекращает ход. Когда он смотрит на меня, весь мир становиться незначительным, остаются только глаза. Его ледяные глаза. Словно под гипнозом, я готова расписаться на дьявольском договоре и подарить ему свою душу. Что угодно, стоит только попросить.
— Спускаюсь! — кричит он и запрыгивает на канат. Мгновение и морской узел превращается в легкий шелковый бантик и соскальзывает со штыря. Саша летит вниз и падает на спину.
Упал он, а больно мне.
— Вот черт, — парень морщиться от боли.
Я подбегаю к нему и падаю на колени.
— Ты в порядке?
Саша пытается расслабить мышцы лица, но даже сквозь это равнодушие, я вижу — ему больно. Неловко.
— Гребанные доски прогнили, — бухтит он. — Мой морской узел — самая прочная вещь на свете. Все дело в чертовых досках. Определенно.
Я киваю на каждое его слово. Мне не важно, что послужило его падению. Главное, что с ним все в порядке.
— А я просила тебя, будь аккуратнее, — шепчу я, — но ты никогда меня не слушаешь.
Саша смотрит на меня стальным взглядом, а я попадаю в две бездонные ловушки. Эти глаза не греют мое сердце, напротив, они образуют на нем крохотные льдинки, но мне это нравиться. Нравиться это пронизывающее тело чувство, нравиться эти острые мурашки и нравиться колючка, которая образуется в горле.
Ты красивая, — говорит он, и я готова потерять сознание. Мое дыхание учащается. Я по-дурацки дую на выбившиеся пряди, которые щекочут мой нос. Волнуюсь. Краснею. Лыблюсь.
— Ты ударился головой, — хихикаю я, и убираю с лица волосы. — Ерунду говоришь. Я — обычная, как и все.
Саша резко вцепляется в мое запястье и привлекает к себе. Непослушные волосы проказливо располагаются на его лбу и щеках. Теперь между нашими губами ничтожное пространство. И, кажется, в этом мире нет ничего, что может заставить меня отпрянуть от него. Ничего.
— Запомни, ты не как все, — хрипит он. — Не смей так думать, Злата. Это не так, ясно?