Но собака уже не слышала меня. Моя Каштанка оставила меня одну.
— Каштанка, пожалуйста… Нет…
В глазах потемнело. Я уткнулась носом в жесткую шерсть. Каштанка была теплой, словно прилегла вздремнуть. Я молила душу не покидать ее тело. Я просила ее остаться. Я молила взять меня с собой.
— Нет, нет, — задрав голову к небу, я истошно простонала. Мой рот безобразно скривило от горя. Мне хотелось орать, но из горла выходил только жалкий рев. Эта боль нарочно сидела во мне, не желая давать послабления. Вымученное сердце разрывалось на части. Я была готова вырезать это сердце. Тем самым ножом…
— Каштанка, пожалуйста…
Я раскачивалась с собакой в руках, наивно надеясь, что это вернет ее.
— Стой… Стой! Не надо! Ааа…
— Злата?
Мои рыдания подняли Пашку. Он босиком выбежал на крыльцо, и меня посетило дежавю. Точно так же он застал меня и дедушку.
— Почему ревешь?
Наши глаза встретились. Все эти секунды я молчала. А потом он взглянул на бездыханное тело в моих руках и все понял. Его губы задрожали. Дикая ненависть отразилась на его лице, а следом невыносимой грусть. Паша нырнул в дом, а я не стала его останавливать. Он тоже ее потерял.
— Не покидай меня, девочка, — шептала я, прижимаясь к собаке. — Не покидай.
На улицу вышла сонная тетушка, но жуткая картина заставила ее моментально проснуться.
— Ох, ты ж Бог мой, — Клавдия была непривычно обеспокоена. — Я принесу бинты, — она метнулась в дом, даже не догадываясь, что они уже не понадобятся.
Моя Каштанка ушла.
И вот опять эти слезы. Тихие слезы невыносимой боли и отчаяния. Ты понимаешь, что твое сердце опустело, и что преданное сердечко собаки больше никогда не будет биться в унисон с твоим…
***
Мы похоронили Каштанку за пределами кладбища. Подальше от людей.
Противный ворон нарочно маячил над нашими головами.
На маленькую могилку Нина положила ошейник и погрызанный мяч. Подруга лила бесконечные слеза, а я уже не могла плакать. Во мне не осталось ни одной эмоции. Сняв с себя кулон в виде крыла, я прикопала его в землю, тем самым завершая похороны, и устало выдохнула.
Ну вот и все. У меня больше нет собаки. Нет лучшего друга. Того друга, который был верен мне до последней минуты. Я предала ее. Каштанка ждала, чтобы я спасла ее, но я не сделала этого. Она всегда защищала меня, а не смогла защитить.
Нет у меня больше собаки. Никто больше не гавкнет за колбаску и не даст лапку. Никто не прыгнет к тебе на плечи, не оближет лицо и не стянет шапку, когда ты приходишь с школы. Все эти чувства. Все исчезло, вместе с любимым другом.
Мне хочется надеяться, что это плохой сон, что скоро я проснусь и все это окажется неправдой. Только вот ноющая боль внутри меня говорит об обратном. Слишком больно. Но я знаю, чем заглушить ее.
Месть. Красивое слово теперь стало стимулом просыпаться по утрам.
— Я отомщу за тебя Каштанка, — говорила я земляному бугорку, отчего Нинка стала захлебывается слезами. — Как только наберусь сил, я обязательно это сделаю. Они ответят за все. А пока спи спокойно, моя девочка. Я знаю, тебе сейчас хорошо. Я знаю, ты в Раю. Несчастные девочки всегда попадают в Рай.
***
— У тебя есть сигарета? — спросила я Нину, не отрывая глаз от своих лаковых ботинок. Блестящие носы потрескались еще в прошлом году.
— Нет, — вздохнув, ответила подруга. — Я бросила.
— Здорово.
Последнее время наше общение не складывалось, перекидывались только короткими предложениями. Впрочем, молчать было проще всего.
После уроков мы пришли на лавочку «искусств». Мы ждали Семена. Нам нужен был план. Маленький план, чтобы совершить большое дело. Я жаждала мести. Я жила ею. Я хотела наказать обидчиков. Но для этого мне нужна была поддержка. Трудно справиться в одиночку с бандой отморозков, которая, кстати, почему-то отсутствовала на уроках. Ох, я мечтала взглянуть в глаза Соколову старшему, а точнее, выцарапать их.
— Как ты? — аккуратно поинтересовалась Нина. — Как себя чувствуешь?
Вместо ответа я подняла большой палец вверх.
А что я могла ей ответить, если я практически ничего не чувствовала?
Через минуту показался Семен. Подойдя к нам, он кинул свой рюкзак на лавку и внимательно посмотрел нас.
— Что с вами? — нахмурился он. — Вы своими носами землю вспахали. Хоть картофель сажай. Если вы собрались бороться, то с таким настроем, наши планы обречены на провал. И почему я вечно связываюсь с дохлыми девчонками? Вообще не выгодно, но, я с вами. Цените это.
— Ты что-нибудь узнал? — резко вставила я.
Парень покачал головой.
— Нет. Их не было в школе, а причины никому неизвестны.
Я наградила его сомнительным взглядом. Нахмурилась.
— Странно. И даже твоя мама не знает, где шляется ее сынок?
— Я говорил, про Рыбина и его друзей, Злата, — мой вопрос задел его.
— А, по-твоему, Саша у них в качестве кого? Старшей няньки? А? Кого? Открою тебе один секрет: он и есть друг Рыбина!
Устало выдохнув, Семен потер переносицу.
— Понимаешь, Злата, я сильно сомневаюсь, что Саша мог убить твою собаку. Я не верю. Это был кто-то другой.
Я опешила.
— Но это был он!
— Ты не можешь знать наверняка. А я знаю, что Саша не такой.
Мое терпение лопнуло. Подскочив с лавочки, я встала напротив него.
— А какой он, Сема? Добрый? Ласковый? Безобидный мальчик? Он и мушки не обидит, так?
— Нет, но я уверен, это был не он.
Не выдержав, я вцепилась в его куртку.
— Он оставил нож в моей собаке, — прорычала я не своим голосом. — Он даже не подумал забрать его. Он — подонок. Гад! А ты защищаешь его? Хочешь выгородить своего братика, да? Переживаешь? Не хочешь, чтобы он пострадал? Пусть он и дальше режет всем глотки, главное, чтобы мамочка не огорчалась. Так, Сема?
Соколов смотрел на меня сочувствующими глазами.
— Прекрати, Злата, — вступилась Нина. — Сема здесь не причем. Не надо так говорить.
Мои пальцы разжались. Я взглянула на подругу.
— И ты туда же? — меня покачнула волна разочарования. — Ты тоже думаешь, что блаженный Саша не мог зарезать Каштанку? Жалеете его?
— Ну нет же, Злата, — она изнемогающе топнула ногой. — Не говори ерунду. Просто нужно во всем разобраться.
Меня пробило нервным смехом.
— Разобраться? Да как же ты не поймешь, что не в чем больше разбираться! Это гребанное братство отравляет мою жизнь. Не вашу! Мою! Соколов старший отравляет ее! Каждый удобный случай, они проходятся по мне своими грязными ботинками! Ладно, на меня плевать, — воздуха не хватало. Мой голос сорвался. — Как быть с дедушкой? С Каштанкой? За что пострадали они?
Нина замерла. Сема заметно напрягся.
— Причем здесь дедушка, Злата?
— Ты не заметил? Он тоже мертв! — выпалила я, совсем позабыв о своем кошмарном секрете.
— Ты что-то знаешь? Ты знаешь, кто убил его? — Сема потянулся ко мне, но я отпрянула. — Злата!
— Ничего я не знаю, ясно? — я запустила пальцы в волосы. У меня началась истерика. — Что им надо от меня? Что твоему брату нужно от меня? Я устала быть мишенью. Я устала терять всех, кто мне дорог, — слезы хлынули из глаз. Мои колени коснулись земли. — Я больше не могу так жить. Это невозможно. Я больше не хочу выкапывать эти долбанные могилы! Но, ведь, это делаете не вы! Какая вам разница до моих проблем? Никакой! Давайте, подождем немного, и скоро появиться еще одна детская могилка! Пусть Паша будет следующим — какая уже разница? Одним меньше, одним больше…
— Злата, — ко мне подбежала Нина, но я не дала себя успокоить.
— Не надо! Не подходи!
— Хватит! Не веди себя так! — ревела Нина. — Нам всем нелегко! Господи, какая же ты дура!
Проглотив ком слез, я с полной серьезностью посмотрела на Семена.
— Помогите мне разобраться, — прошептала я. — Помоги наказать их.
Поджав губы, Семен приподнял меня с земли и поставил на ноги. Отряхнул. Поправил капюшон.