Выбрать главу

– Я сильно сомневаюсь, что они хуже прежних бандитов, – произнесла Амико. – Они слишком похожи на беженцев, чтобы быть бандой.

– Мало ли, – хмыкнула Маэми. – Беженцы тоже не ангелы.

– Ухо будем держать востро, конечно, – заметил Иван. – Но это все же намного лучше триадовцев. Да и затеряться тут намного проще. О, глядите, Тун Тин жжет!

Мальчишка действительно пижонил – видимо, решил порисоваться перед девушками. Спрыгнув с крыши кабины на длинный капот ЗИЛа, он неторопливо прошелся по нему, осматриваясь и вдруг легко, словно обезьянка, перепрыгнул на ползущую впереди повозку. Грузовик полз на первой передаче, поэтому это даже не выглядело особенным каскадерством.

Переговорив о чем-то с бритыми наголо послушниками в оранжевых робах, он призывно помахал рукой. Иван немного прибавил газу, и мальчишка легко перешагнул на кованый бампер, вернувшись в кузов тем же путем. Просунувшись в заднее окошко, он залопотал и зажестикулировал, делясь добытой информацией.

– Вот как, значит, – задумался Иван. – Значит, из этого, как его, из Мандалая, бегут? Для города многовато, наверное, это все же область, или штат, как они тут зовут. Опять погромы, опять этнические чистки, зуб даю. И чума у них, кажется. Холера, не иначе, и голод, плюс наводнение, плотина рухнула. Население с перепугу дернуло во все стороны. Отлично. Лучше не бывает.

– Много же вы смогли понять! – потерла лоб Амико. – Сумбур и хаос. Выходит, мы можем в нем скрыться.

Чего-чего, а хаоса тут действительно хватало. Обочины были усеяны брошенной поклажей, уставшими, выбившимися из сил пешеходами, раздутыми тушами павшего скота, сломавшимися и закипевшими автомобилями.

Мрачно осматриваясь, русский пробормотал:

– Это уж точно. Хаос и сумбур. Прикрытие... это да, только... вот полчаса уже едем со скоростью десять километров в час, и сдается мне, быстрее не будет. Да я бы бегом быстрее бежал! Прикрытие прикрытием, но не люблю я, честно говоря, такие столпотворения. – Инстинкт какой-то начинает работать, толкает под руку: «Выбирайся один, и кустами, кустами. Не торчи в толпе, мало ли что».

– Если бы вы были один, – вздохнула Акеми. – Мне кажется, стоит все же дать нам с вами некоторую передышку и, хммм... проползти хоть часть пути.

– Пожалуй, да, – хоть и недовольно, но русский кивнул. – Говорят ведь и что «плохо ехать лучше, чем хорошо идти». Хотя я считаю, что это выдумали хромоножки, у которых после двух шагов ноги заплетаются...

Иван уныло сгорбился, поерзал, словно ему было неудобно сидеть, плюнул в открытое окошко водительской двери и выругался себе под нос какими-то незнакомыми словами. Правда, потом покосился на девушек и извиняющимся тоном добавил:

– Ладно, не берите в голову. Это наша всегдашняя русская паранойя мучает. Конечно, будем ползти, пока ползется, и пока хватит горючки. Баки полные, километров на триста-четыреста должно хватить, а там уж и до моря не так далеко. Отдыхайте пока, поспите. Днем, небось, еще и жарко будет – это вам не в горах под сенью струй прохлаждаться... эх, какой там был водопадик! И трепетная Кейко-тян, и отважная Акеми-сан с иголкой – как вспомню, так на сердце теплеет...

– Смотрите на дорогу, пожалуйста, – напомнила Акеми. – А отдохнуть нам действительно стоит. Сейчас нужна каждая секунда.

– На дорогу буду смотреть, – кивнул Иван. И добавил легким тоном, свидетельствующим о том, что настроение у него почему-то улучшилось: – Как бы трудно это ни было, чего бы это ни стоило. Но в уставе прям черным по белому написано: «солдат обязан стойко переносить тяготы и лишения»... да вы спите, спите, это я так, чисто сам с собой.

– Как бы в рассудке не повредились, сами с собой разговаривать, – расслабленно потянулась Кейко.

– «Травы, травы, травы не успели от росы серебряной согнуться, и такие нежные напевы – ах! – почему-то прямо в сердце льются. Лунною тропою на свиданье еду, тихо сам с собою – тихо сам с собою я веду беседу... – вдруг с чувством процитировал Иван по-русски. – К милой подойду я, глаз поднять не смея, и от поцелуя – и от поцелуя словно захмелею...»

Квадратные глаза обеих девушек смотрели на русского с недоумением.

– По-моему, он поет, – шепнула подруге Кейко.

– Только зачем? – не поняла Амико.