– Твоя очередь, Кейко, – сказала Амико, еще раз коснувшись раненой руки.
Маэми, не заставляя себя упрашивать, схватила выданные вещи и нырнула за машину.
– Ами-тян, держи его, чтоб не подглядывал!
– Да я-то что... – фыркнул Иван, красноречиво покосившись на стоящую перед бампером грузовика повозку, с которой таращились несколько пацанов в оранжевых буддийских одеждах. – Тут и помимо меня аудитория немаленькая. А вообще...
Русский обвел взглядом горный пейзаж, который уже начали скрадывать вечерние тени, и передернул плечами.
– Вообще неуютно как-то себя чувствую. Словно кто-то в спину все время смотрит. И ржет, скотина.
– Паранойя наверняка свойственна людям стрессовых профессий, – вежливо отозвалась Амико. – Учитывая, что мы скрываемся, вам должно казаться, что мы будто выступаем перед аудиторией, которая видит каждый наш шаг. Сожалею, Иван-сан. Вам нужен постельный режим и психотерапевт. Надеюсь, когда мы выберемся отсюда, вам станет лучше.
Все это девушка говорила с совершенно серьезным лицом.
– Нет, тут не то, – покачал головой русский. – Мы на занятиях и учениях только и делали, что в прятки играли, дело это привычное, но чувства такого почему-то никогда не возникало. Даже когда мне один часовой, зараза, чуть на голову не помочился. Тут другое... такое, знаешь, ироническое внимание. Как будто кто-то запустил нас в лабиринт, словно муравьишек, и любопытствует, как мы тычемся в стенки и друг в дружку, ищем выход, волнуемся... а он похохатывает, гад. И то палочкой ткнет, то воды капнет, то сахарку насыплет, чтобы заманить, куда ему надо. Нехорошие такие, подозрительные ощущения...
– Я читала об этом, – Амико провела ладонью по монашескому одеянию, разглаживая складки. – Это называется экзистенциальным кризисом. Вам кажется, что в жизни есть замысел, но не нравится, каков он. Стресс, опять же. Мне тоже не очень приятно... быть здесь. Однако я не ищу причин. Иначе вышло бы, что бог – жестокий садист.
– Нет, бога я не подозреваю, для него это мелковато, на мой взгляд. Но слишком много всего с нами происходит, слишком плотно, слишком быстро... а вам не приходило в голову, что нас взял кто-то и сочинил? Ну, представьте, сидит такой писатель букв – в замызганных очках, с сальными волосенками, и, довольно посвистывая, сочиняет про нас – ну, не знаю, сценарий или там романец... как это – ранобэ по-вашему. А что, взял и сочинил персонажей – нас, то есть. Вот вам красотка-ояшка-ямато надэсико, вот вам цундер-меганеко, вот вам для экзотики рюсски-варвар, дуболом с мышцами и двоеручным мечом. Закинул нас в этот тропический, мать его за ногу, рай и давай строчить про наши захватывающие приключения. Только представьте себе его ухмыляющуюся рожу! Да еще и гонорар предвкушает, наверное!
В этот момент переодевшаяся Кейко, незамеченная Иваном, подкралась к нему и с размаху отвесила полновесный тумак, который, правда, вышел несколько слабоватым благодаря крепости головы русского и субтильности атаковавшей. Звук смачного шлепка, однако, вышел отменный.
– Ва!.. – он подпрыгнул от неожиданности. – Монашки отакуэ!..
– Правильно, бойтесь меня, Банька-сан! – Кейко уперла руки в боки и приняла позу триумфатора, забавно сочетавшуюся с монашеским нарядом. – Иначе покараю волей божьей, нечестивец!
Иван окинул взглядом новоиспеченную служительницу божью и одобрительно присвистнул, но отпустить очередную колючку не успел – мать-настоятельница бибикнула, предупреждая, что грузовику пора тронуться дальше, и сурово заметила:
– Не увлекайтесь, дети мои. Не буду пугать, что так недалеко до богохульства – просто вспомните, что красоваться и привлекать излишнее внимание неразумно. Кто знает, чьи глаза на вас смотрят, и не пожелает ли кто-нибудь из попутчиков выдать вас.
Русский пристыжено наклонил голову:
– Вот тут вы правы, мать Тереза. Мы больше не будем, честно! – и добавил, обернувшись к девушкам: – Эй, богохульницы-еретички-косплейщицы, лезьте в кузов и сядьте неприметно. Чтоб не выделяться и не вводить во искушение.
– А то вам повод нужен, Банька-сан, – проворчала Кейко, забираясь в кузов.
– Что я скажу, вы и так знаете. А вот если вас тут местные «поклонники» заметят, одной фотосессией не ограничится. Я вот зуб даю, что этот гипотетический пейсатель, который нас сочиняет, приготовил нам на заставе очередную преогромную пакость!