– И-и-инша-алл-а-а-а, ха-ха-ха-ха! Аллаху Акбар! – с каким-то животным надрывом прозвучал чей-то визг, перекрывший общий гул. Пленники, остававшиеся в живых, не видели, что произошло с теми, кто уже был обречен на гибель, но толпа игиловцев вдруг громогласно захохотала. Над их головами взлетело в воздух нечто, похожее на кочан капусты, кувыркнулось и упало на землю с глухим стуком, вызвав новый взрыв хохота. – Аль кафирун!
Амико тоже краем глаза заметила подброшенный предмет, в котором очень не хотелось угадывать человеческую голову. Она осторожно, но твердо отодвинулась от навалившихся соседей и склонилась к подруге.
– Кейко-тян... Ты как?
Маэми Кейко поправила перекосившиеся очки и простонала:
– Будь проклят тот день, когда я польстилась на эту бесплатную поездку! Конференция молодежи, будь она проклята! Вот тебе и наглядный пример, что жадничать плохо!
Миниатюрная Кейко была бледна, и зубы ее постукивали совсем не в такт патетически-бодрым словам. Как бы девушка ни бодрилась, было видно, что ей смертельно страшно.
Амико обняла подругу за плечи, хотя даже это было очень непросто сделать в жуткой тесноте. Прижав Кейко к себе, она с некоторым смущением похлопала ее по предплечью, пытаясь ободрить.
– Не кори себя. Чего уж теперь... – Амико оглянулась, видя вокруг лишь дрожащие людские тела, испуганные лица и слыша частое дыхание, прорывавшееся всхлипами. – Они ведь должны потребовать выкуп. Наверняка должны. Из-за чего иначе нас всех похищать вместе с самолетом? Значит, нас освободят. Наверное, скоро.
– Выкуп?.. Ты что, не видишь ничего?! Террористам нужно было просто поубивать своих врагов, уж не знаю, как их там зовут, а мы попались под руку. Какие переговоры, нас просто убьют, и это еще в лучшем случае!..
– Не может такого быть, – непреклонно ответила Амико, крепче стиснув подругу в успокаивающих объятиях. – Террористы всегда требуют чего-нибудь. Да и, в конце концов, бессмысленно нас убивать. Ты просто нервничаешь.
– Какой у них может быть «смысл»?! Ты посмотри на эти рожи! Дикари, вонючие потные дикари!.. – взвизгнула Кейко, и вцепилась в воротник школьной матроски, точно намереваясь разодрать ее сверху донизу. – Тут даже дышать нельзя... я не могу, пустите!!!
– Тихо. Да тише ты!.. – видя, что успокаивающее поглаживание не помогает, Амико резко хлопнула подругу по щеке.
Кейко, инстинктивно прижав ладонь к лицу, резко повернулась к подруге и замерла, глядя той в глаза. Крылья ее носика раздувались, грудь тяжело вздымалась, на лбу выступили капельки пота – и дело было не только во влажном тропическом воздухе.
– У тебя истерика, Кейко-тян, приди в себя. Надо сохранять холодную голову... или пытаться, хотя бы.
Девушка тяжело вздохнула и машинально поправила ворот форменной матроски, еще совсем недавно чистой, отглаженной, демонстрирующей блеск японской системы образования. Ударившая подругу рука скользнула к короткой плиссированной юбочке и одернула ее, как будто в таких мелочах сейчас был хоть какой-то смысл. В этом была вся Акеми: аккуратная, спокойная и рассудительная несмотря ни на что.
Когда Кейко заговорила, было видно, как ее душит злость:
– ...Слушай, не держи меня за истеричку. Я вполне нормальная, и когда мне страшно – так и говорю! Это у тебя в голове одни только эти старые самурайские бредни: «гамбаттэ[4]» – «будем терпеть, стиснув зубы», «ямато надэсико[5] не пристало ныть» и прочая ерунда. Ах, благородная дама нашлась! А вот где твоя нагината, чтоб защитить свою честь?! Открой глаза! Для этих дикарей мы – то же самое, что американцы, они нас в клочки готовы порвать, и никто, слышишь, никто нам не поможет!!!
Амико резко вскинула голову. Впервые с начала разговора в ее глазах появилась холодность. Изящно очерченные губы сложились в твердую линию, соболиные брови хмуро изогнулись.