Они переглянулись. В больших славянских глазах Ивана Амико прочла бурю: была там и грусть, и надежда, и робкое мальчишеское томление, и даже страх холодной каплей растворился в его душе. Но только внутри, в глубине богатырского сердца. Засельцев вопросительно поднял брови. Не поворачивая головы, Акеми спросила:
– Ваш СМЕРШ… остановит Сацугая?
– Разумеется, – ответил Феликс. – Но учтите. Я не обещаю быструю месть. То, что будет дальше, куда важнее чьей-то вендетты. Больше вас. Больше меня. Сказав «да», вы вступите в войну за будущее человечества.
Она поняла. Амико согласно кивнула Ивану.
– Кейко?
Маэми, держась за руку подруги, как утопающий за багор, жалобно хмыкнула:
– Как будто может быть иначе…
Последним был сам Иван. Он молчал, снова и снова сминая в кулаке похоронку.
Дом. Как хотелось бы вернуться домой. Увидеть знакомые, любимые лица. Почувствовать себя счастливым. Меньше часа назад он готов был умереть, а сейчас…
Живодерство какое-то – дать человеку вздохнуть полной грудью и тут же отнять у него этот вздох.
Но ведь все правда: и ядерная бомба, и война, и радостно скалившаяся мразь, готовая надругаться, убить, уничтожить, поставить ногу на грудь и залиться людоедским смехом. Где-то там, прячась в осадках атомного взрыва, все еще жил безликий Сатана. Он прятался в легионе своих слуг, и не так уж важно, существовал ли дьявол на самом деле. Существовали дела его, Иван ощущал следы их прикосновений на коже. Каждый шрам теперь будет напоминать о том аде, который они остановили.
«Смотри, Вань, – громыхнул за шумом винтов басовитый голос отца: – Твоя жизнь. Тебе жить. Сам решай, с чем ты жить сможешь, а с чем нет».
«Самое дорогое у человека — это жизнь, – вторил чей-то голос, такой знакомый, но никогда не слышанный: – Она даётся ему один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества».
К чему это? Да чтоб тебя…
Засельцев опустил голову и сжал ее израненными руками.
«Хочешь ты того, Ваня? Конечно, хочешь. Ты всегда знал, что должно быть что-то другое. Что-то большее. Каждый раз, падая и поднимаясь, получая удары и раздавая их, ты надеялся, что когда-нибудь этот зуд, эту жажду получится утолить. Так чего ты медлишь?»
– Значит… – сказал он, поднимая взгляд. – Мир спасать?
– Не просто мир спасать, – Феликс покачал головой. – Спасать его светлое будущее.
– Ну, тогда все совсем просто, – Засельцев слабо улыбнулся. – Мы согласны.
– Отлично, – кивнул Феликс, словно и не ожидал иного ответа. – Самое время для нашего сюрприза.
Только теперь они заметили, что вертолет снижается. Винтокрылая машина зависла на месте. Феликс поднялся с места и рванул ручку двери.
Ми-8 приземлился на крохотный пятачок между заросшими буйными джунглями скалами – судя по всему, на плато, возвышающемся к северу от плотины Та Санг и прорезающего хребет серпантина. Иван с немым вопросом посмотрел на Феликса.
– Матрос Засельцев! – раздался вдруг бас, обладателя которого здесь быть просто не могло. Сквозь вертолетный гул прорвался чрезвычайно довольный возглас: – Живой, парняга!
В проеме показались широкие плечи и круглое малороссийское лицо главстаршины Миколайчука. Иван почувствовал, как отвисает челюсть. Его пропавший, а теперь вдруг внезапно нашедшийся кряжистый, коренастый командир был облачен в изодранную и донельзя грязную форму, роскошные усы лохмато топорщились. Миколайчук забрался внутрь и крепко обнял онемевшего Засельцева:
– А я уж считал, один живой остался. Думал, ты канул, сукин сын, да с концами! А этот вон, – старшина кивнул на Феликса, – и говорит вдруг, что мой матрос рядом хулиганит.
– ...Т-тарщстаршина, – Ивана как будто кто-то стукнул по голове увесистым сухим поленом, и звон в ушах до сих пор не утих. – ...А вы что тут делаете?
– Как что?! – возмутился Миколайчук. – Отстаиваю честь мундира доблестной морской пехоты Тихоокеанского флота! Чем я, собственно, еще могу заниматься?
– А…
– Да отстал я, отстал. Из-за тебя, дурака, отстал! – старшина сделал вид, что собирается отвесить нерадивому матросу подзатыльник, но тут же рассмеялся и хлопнул Ивана по плечу. – Долгая история, матрос. Рассказать – никто не поверит. Помотался я по тутошним джунглям, принес, значится, местным бремя белого человека и отвалил всем по пуду. Потом с китайцами встретился, а затем... – он кивнул в сторону Феликса. – ...Прилетел вдруг волшебник в голубом вертолете. И бесплатно показал, етить его, кино. Эскимом только пока не угощали.