Еще несколько машин, которым повезло оказаться в хвосте колонны, попытались развернуться и уйти по долине назад или набрать высоту, чтобы скрыться за восточным береговым хребтом, но удалось это лишь одному Ми-8. Даже получив несколько снарядов, дребезжа и завывая продырявленным металлом, он заложил бешеный вираж, опустив нос практически вертикально, и снизился так, что шасси вспенили воду, а винты подняли огромное облако водяной пыли. Отчаянно петляя, он сумел увернуться от пары выпущенных вдогонку очередей и добраться до спасительного поворота реки.
Чудовищное избиение завершилось. На берегах горели многочисленные костры, застилая долину Салуина черным горьким дымом, смешивающимся с сумерками, по воде тоже медленно плыли вниз бесчисленные пятна и островки горящего авиатоплива вперемежку с обломками и телами погибших, словно лодочки-фонарики на японском празднике поминовения душ усопших Обон.
Ошеломленные китаянки-спецназовки и присоединившиеся к ним беглецы стояли молча, не в силах выдавить не слова. Мгновенное и жестокое крушение надежд надолго лишило их дара речи.
– Откуда... откуда здесь взялись зенитки?.. – хрипло выдавила, наконец, майор Шун Ци. – Ни у отрядов, подчиняющихся правительству, ни у племенных ополчений никогда не было здесь такой техники!
– А ведь они явно дожидались здесь именно ваших вертолетов, – сбросив оцепенение, пробормотал Иван. – Иначе на кой черт бы им лезть на тот пупырь в стороне от дороги?..
– Конечно! Любой противник первым делом должен был бы захватить плотину, а уж потом... но где же остальные его силы?.. – китаянка потрясла головой, пытаясь заставить ее думать осмысленно. – И кто именно этот противник?.. У нас не было никаких точных разведданных... разве что... – майор тяжело задумалась, устремив взгляд в сторону узкой долины западного притока, по которому к плотине подходила дорога, забитая беженцами. Высыпавшие из автомобилей и повозок люди до сих пор стояли неподвижно, пораженные картиной адского избиения китайских вертолетов.
Иван тоже прищурился, словно пытаясь проникнуть взглядом через окончательно сгустившиеся вечерние тени, потом вдруг почувствовал, что его дергают за рукав.
– ...Так, получается, мы никуда не улетим?.. – в глазах Кейко до сих пор плескалось обиженное, какое-то детское непонимание. – Ч-что... что это за дурацкая шутка?!
– Это, драть его конем, называется засадой. И проделанной охренеть как профессионально. Если подумать, то методом исключения выходит работа тех самых пресловутых исламистов, – мрачно пояснил Засельцев, покосившись на японку. По смене выражений ее лица сейчас можно было в реальном времени наблюдать, как жестокая реальность вытесняет радостное ожидание спасения, владевшее девушкой всего пару минут назад. Грубо изнасилованная надежда запросто могла сломать человека и гораздо более сильной психической организации, чем обычная японская школьница в очочках. Наверное, именно поэтому, наблюдая, как не слишком рельефная грудь Кейко поднимается все выше и выше, набирая побольше воздуха, русский слегка поморщился, приготовившись заткнуть уши – явно ожидая истерики вроде тех, что уже не раз наблюдал за эти дни.
– ...Ксоооооо[1]!!! – пронзительный вопль улетел в темноту и вернулся отдаленным эхом от береговых скал.
Полностью оправдав ожидания слушателей в плане акустической мощи, Кейко, тем не менее, далее повела себя совершенно не так, как положено примерной девочке. Впрочем, подождите: наверное, орать японским матом в полный голос – тоже не совсем то поведение, которое приличествует школьницам? Как бы то ни было, выплеснув первые, самые горячие эмоции, Кейко повернулась к Ивану и, смерив его угрожающим взглядом, заявила на удивление коротко.
– Вот это.
– Ч-что «это»?.. – не понял Иван.
– Автомат, – девушка нетерпеливо подергала ремень одного из трофейных АК, свисавших с его могучего плеча. – Пистолеты – это баловство; все серьезные люди ходят с автоматами.
Амико же молчала. Предусмотрительное подсознание уберегло ее от шока. Когда вертолеты, сраженные жалом судьбы, рухнули, она не дрогнула. Не было смысла лишаться надежды, в которую не веришь. Она не успела почувствовать безумное облегчение, потому что не поддалась сладкой иллюзии освобождения. Дешевый, мерзкий водевиль не мог так хорошо закончиться.
– Чертовы китайцы, – сказала она тихо. – Умудрились так глупо умереть.
Услышав эти слова, Шун Ци обожгла ее взглядом.
– Эти люди отдали свои жизни за то, чтобы прекратить геноцид и спасти мирных жителей; и вас в том числе. Говорите с уважением!