— Идем к нам домой! — сказал Эмин (так звали главаря шайки), похлопывая пленников по спине. — Там у нас есть лекари, — продолжал он с издевкой, — они вас исцелят, не дадут умереть.
Велико поглядел на него с презрением.
— Убей меня, злодей! — гордо проговорил он.
— Мы не какие-нибудь разбойники или кровопийцы, — возразил Эмин, бросив злобный взгляд на Велико.
— Да есть ли разбойники хуже вас? — крикнул Стоян и плюнул Эмину в лицо.
Тот пожелтел от злости и замахнулся было ножом, но рука его остановилась, когда он увидел, что Стоян хладнокровно и мужественно ждет смерти.
— Молод ты еще, — сказал он Стояну, пряча свой нож, — жаль мне убивать тебя, вы с братом — храбрые юнаки. У нас в обычае — мучить тех, кто нам противится, но вы меня обезоружили своей храбростью. Знайте же, что я никогда не наказываю таких молодцов как вы… Но пойдемте отсюда, здесь не место для разговоров… Омар! Иди в Преслав, кланяйся от меня Вылко и скажи, чтоб принес пятьдесят тысяч грошей в Шуменский лес, если ему хочется видеть своих сыновей живыми.
Омар отправился в Преслав, а шайка Эмина скрылась с пленниками в лесной чаще.
II. Таинственная обитель
В трех часах ходьбы от Шумена есть место, которое называется Маркиш. Когда идешь из Шумена в село Драгоево, надо непременно пройти через Маркиш, если хочешь сократить себе путь. Хотя в наши дни в этой местности нет уже больше густого темного леса, все равно у путника замирает сердце всякий раз, когда он проходит мимо. И надо сказать, что в этих местах часто случаются всякие несчастья.
В ста шагах от Маркиша, к западу, посреди темной чащи расстилался широкий луг, весь в мягкой зеленой траве и ярких душистых цветах, струящих нежный аромат. На лугу стоял небольшой дом, окруженный возделанным полем. Ветер тихо колебал высокие колосья, и от этого поле казалось озером, а низкий домик — маленьким кораблем, стоящим на якоре.
В доме было всего три комнаты, обставленных просто, но чисто прибранных. В одной из них по стенам висели ружья, пистолеты, две черные маски и две длинные дубинки. В углу виднелось святое распятие, перед которым теплилась лампада.
В этой горнице на широком мягком ложе сидел, глубоко задумавшись, седобородый старец. Около него на скамье примостился невысокий юноша и внимательно следил за каждым движением старца.
— Отец! — вдруг сказал юноша со вздохом. — Давно собирался спросить тебя об одной вещи, на все не смел…
Старец поднял голову, испытующе поглядел на юношу и тихо произнес:
— Спрашивай, сын мой, я отвечу тебе на все вопросы.
— Вот уже двадцать лет, как мы живем в уединении, а я и не знаю, почему мы живем, как пустынники.
— Разве ты живешь, как пустынник, Влади? Разве ты не видишься каждый день со своими товарищами?
— Все это так, но почему мы живем тут, а не в каком-нибудь селе? И, главное, почему ты запрещаешь мне приводить друзей к нам в дом?
— Даже если б ты и захотел привести кого-нибудь, он сам отказался бы.
— Почему же все обходят наше жилье? Слава богу, тут не разбойники живут.
— Если бы тут жили разбойники, этот дом не уцелел бы до сих пор, и нива эта, которая нас кормит, была бы давно истоптана. Но есть и другие причины, которых тебе не следует знать.
— Должно быть, я недостоин…
И Влади глубоко вздохнул.
— Ах, боже мой, — сказал старец, взяв сына за руку, — кто тебе сказал, что недостоин? Ты для меня — все на свете, могу ли я таиться от тебя? Нет… Но я нарочно ничего не говорил тебе, думал, ты будешь счастлив, не зная, почему мы живет тут и почему никто не решается даже подойти к нашему жилищу.
— Счастлив ли я? Нет, отец, нет! Я не чувствую себя счастливым. Мне опостылела эта жизнь в одиночестве, опостылело вечно бродить по лесам с товарищами своими…
Петр — так звали старца — хотел что-то сказать, но от волнения у него перехватило горло. Он поднялся с места и, тяжело вздыхая, стал ходить по комнате из угла в угол.
Потом, подойдя к Влади, сказал:
— Я понимаю, Влади, что тебе надоело тут жить. Ты молод, и неудивительно, что наше уединенное жилице кажется тебе мрачной пустыней. Что ж, уходи, живи где хочешь, и пусть мое благословение пребудет с тобой!